И тут как гром среди ясного неба, как предательский удар в спину, как голубиный привет из ниоткуда едва различимый шепоток. Ку-ле-шок. Не бигбосс, не динозавр, а именно кулешок. Нюня, размазня, бесхребетное существо, над которым в голос хохочут тайные свободолюбивые воздыхатели пра-пра-прародительницы славного семейного рода.
– Вот так вот, кулешок, – просипел вчерашний бигбосс, опуская 120 килограммов достижений и надежд в недра рабочего места. – Не кулеш даже, а так, жалкий жиденький кулешок.
Но почему? Почему вдруг? Где дал слабину? Кого нечаянно облагодетельствовал? Кого помянул добрым словом?
Перво-наперво предстояло во что бы то ни стало выяснить, кто посмел назвать великого и могучего «сами знаете кто» столь унылым, непрезентабельным и вязким, как нелюбимая с детства каша-размазня, прозвищем.
Сан Саныч прикрыл глаза и попытался вспомнить всех присутствующих при недавнем крахе его выпестованного и до блеска отполированного авторитета.
В утренний час просторный холл компании был почти пуст. За стойкой приклеенной улыбкой улыбалась девушка-ресепшионист – то ли Люда то ли Люба, опять какая-то новенькая в идеально отглаженной блузке и с совершенно потухшими глазами.
Вдруг она? Помнится, однажды на неделе, улыбнулся ей, вот и произвел впечатление шефа – рубаха-парня, ни рыба ни мясо, этакого студня-кулешка…
На заднем плане маячил охранник, тоже какой-то невзрачный персонаж на аутсорсе, не человек даже, одна функция для разгадывания кроссвордов. Тоже мог посягнуть на неприкосновенное и поставить под сомнение единовластие уважаемого генерального директора.
Двери лифта уносили чью-то широкую спину, туго обтянутую невзрачным пиджаком. Надо посмотреть по камере, кто это был, вроде похож на зама по персоналу, хотя у них у всех одинаковые плохо пошитые костюмы.
Так, кто еще? На диванчиках сидели какие-то люди, кажется, мужчины, наверное, посетители, за которыми не успели спуститься сотрудники. Вдруг они? Проследили взглядом за Сан Санычем и небрежно бросили вслед «вот ведь кулешок идет». Этакая гусыня, ром-баба, винни-пух с крашеными висками.
Сан Саныч посмотрел на свое отражение в отполированных дверцах шкафа для бумаг.
Отражение бесстыже пялилось на своего хозяина мешками под глазами, пульсировало веной на шее и обиженно выпячивало нижнюю губу. Раздобревшее на фаст-фуде тело тихо покачивалось в такт невеселым мыслям. Трёхкратный перстень застенчиво поблескивал на переднем плане Сан Санычевого достатка.