От ближайшего спуска к реке до самого рыбного места сиохигари около двухсот метров. Нужно перейти улицу к набережной, дойти до лестницы, спуститься и потом вернуться по песку назад, к тому месту, где уже копаются другие. Одни выбирали этот путь – чуть длиннее, но безопаснее. Для них была важна стабильность, уверенность в каждом шаге.
А другие поступали иначе. Они садились на край парапета, перебрасывали ноги, давали телу скользнуть вниз. Повисали на руках, ощущая пустоту под ногами. Между ними и песком была ещё пара метров. В некоторых местах под парапетом лежали кучи камней – они упрощали спуск. Именно там перебирались через край старожилы. Один рывок – и ты уже внизу, на песке, в гуще движения. В русле реки, ставшей временной сценой. На морском дне.
В других городах река хранит прошлое. В Амстердаме из каналов вытаскивают велосипеды, в Темзе ищут черепки, монетки, пуговицы. Магнетфишинг и мудларкинг – это почти ритуал соприкосновения с остатками, с памятью, с потерянным. Река там – архив. А история покрыта илом, испачкана грязью.
Здесь – не так. В устьях Муроми, Наки или Микасы река слишком чистая, чтобы в ней что-то искать. Не потому, что прошлого нет. Оно повсюду – в названиях, в изгибах улиц, в тишине синтоистских святилищ. Но река не принимает его. И оно уходит.
По руслу идёт лодка. На ней речные дворники. Один держит длинную палку с захватом и выуживает проплывающую мимо пластиковую бутылку. Это не борьба с мусором – это как работа в саду. Всё должно быть на своём месте. Каждая деталь продумана, и ни одна не кричит о себе. Даже пустое пространство имеет форму. Прозрачность здесь – не случайность, а результат вдумчивой работы.