Опыт, добытый в пограничных стычках и карательных экспедициях, сделал этих воинов грозной силой. Они помнили, как подавляли восстание в оазисе Дахла, где раскаленный песок обжигал легкие, а предательские дюны скрывали засады. Как стояли стеной у Красных гор, отражая атаки разбойников. Как гнали нубийцев обратно в пустыню, оставляя за собой лишь следы колесниц да трупы врагов.
Прославленный главнокомандующий Ирсу – отец Хефрена и боевой товарищ фараона – не раз отмечал мастерство этого отряда. Говорили, что, когда старый воин наблюдал за их учениями, в его глазах, привыкших к виду крови и смерти, появлялась редкая слеза – слеза гордости за сына и за тех, кого он воспитал.
Солнце поднималось выше, разливая золото по пескам, и лучи его уже жгли кожу, предвещая дневной зной. Тахмурес и Хефрен стояли у стрельбища, наблюдая, как Камос – сводный брат принца – выпускал одну стрелу за другой, и каждая находила свою цель с пугающей точностью.
– Видишь это? – пробормотал Тахмурес, скрестив руки на груди. – Будто сам Монту направляет его руку.
Хефрен молчал. Его взгляд, обычно ясный и твёрдый, сейчас был окутан лёгкой дымкой недоверия.
Камос, сын наложницы Небет, всегда занимал особое место при дворе. Фараон, обычно сдержанный в проявлении чувств к детям от второстепенных жён, к нему благоволил. То ли из-за его умения льстить, то ли из-за сходства – те же высокие скулы, тот же пронзительный взгляд. А теперь вот ещё и воинская слава.
– Отец хочет сделать из него героя, – сказал Тахмурес, пожимая плечами. – Чтобы не стыдно было перед жрецами и знатью, когда присвоит ему какой-нибудь титул и посватает к знатной особе.
Хефрен нахмурился. Он никогда не доверял Камосу. Не из-за зависти, не из-за злобы – просто внутреннее чутьё, то самое, что не раз спасало его в засадах и ночных стычках, шептало: «Опасность».
– Ты всё ещё подозреваешь его в чём-то? – спросил Тахмурес, поворачиваясь к другу.
– Нет доказательств, – ответил Хефрен, не отводя взгляда от Камоса. Тот как раз обернулся и, заметив их взгляды, улыбнулся – широко, искренне, как будто между ними не было ни напряжения, ни тайного соперничества. – Но что-то в нём не так. Я чувствую.
Тахмурес рассмеялся, звонко и беспечно, как в детстве, когда они сбегали от учителей, чтобы гонять по садам дворца.