– Договорились, – сразу согласился Воронцов. Видимо, он правильно оценил обстановку и отбросил как безнадежную тактику, в основе которой лежал фактор внезапности.
Павел Сергеевич отпустил всех участников группы, оставив с собой только одного молодого опера, и вместе с Антоном они прошли в кабинет хозяйки фирмы.
Обэповцы долго и методично задавали вопросы, рассматривали, наморщив лбы, документы, которые офис-менеджер Кира носила из бухгалтерии. Опер помоложе пыхтел, фотографируя особенно заинтересовавшие шефа бумаги на телефон, а Воронцов что-то чертил в блокноте. Это продолжалось до трех часов дня с небольшим перерывом даже не на обед, а на чай. В конце Жанна попросила Киру записать на флешку все, что попросят господа из полиции.
– Мы все изучим, Жанна Викторовна, – подвел итог Воронцов, – и либо закончим проверку, либо вызовем вас, чтобы получить дополнительные сведения. Проверка закончится возбуждением дела, или отказом в возбуждении – если признаки преступления не обнаружатся. В любом случае о принятом решении вы сразу узнаете.
– Спасибо, – сказала очень уставшая и будто постаревшая на десять лет Жанна. – Всего доброго.
Дело не выглядело особенно угрожающим. В каждом слове и жесте Жанны сквозила уверенность, что ей не в чем себя упрекнуть. Полицейские с их профессиональной насмотренностью, по-видимому, это считывали и больше не использовали запрещенные приемы. Они выполнили обещание и рассказали, кто и в чем обвиняет госпожу Рокотову. Сами обвинения оригинальностью не отличались: уход от налогов, откаты и как неизбежное следствие – черная бухгалтерия. А вот информация о личности заявителя стала для Жанны тяжелым ударом, Антон и не думал, что когда-нибудь увидит эту женщину настолько потерянной: письмо пришло в полицию по электронной почте с адреса ее бывшего мужа, подписанное Рокотовым Сергеем Васильевичем.
***
Антоха не приехал на день рождения к Наталье Сергеевне. Он позвонил, объяснил, что не только неотложные, но и непредвиденные дела его не пускают, и конечно, не услышал от матери не то что слова упрека, а даже вздоха. Но Ирине хотелось плакать. Она понимала, что как бы ни старались она, Сашка и Федя заполнить вечер Натальи Сергеевны, стать ей хотя бы на сегодня настоящей семьей, они не могли заменить Антона.
Уминая за обе щеки ее фирменные, любимые со школьных времен пирожки с капустой, гости вместе с хозяйкой предавались воспоминаниям. Чуткий Федька не пытался уклониться от участия в скучном взрослом застолье и ничем не выдавал нетерпения. Гордость за ребенка и благодарность ему отчасти уравновешивали в душе Ирины сложные и неприятные чувства в адрес Антона.