Ксения замерла, словно статуя, облитая ледяной водой. Слова Андрея ударили её с силой бури, сбивая с ног. Она не могла поверить, что это происходит на самом деле. Убийство… Даниил… Её сердце обдало ледяным ужасом.
– Я ничего не понимаю… – прошептала она, её голос задрожал
– Так уж ли не понимаешь, Ксения Захаровна? Видел я вчера, как вы друг на друга смотрели. По сердцу пришёлся ж Даниил. Я прав? – Андрей приблизился к ней, его дыхание ощущалось на её лице.
– Андрей Савельевич, прошу вас, отвезите меня в монастырь к тетке, – слезно умоляла Ксеня, – вы ж отцу слово дали.
– Как дал, так и взял, – ответил Андрей, его лицо было бледным и невыразительным, но в его глазах бушевала буря неконтролируемых эмоций. Он вытащил из-за пояса саблю, холодный металл блеснул в мерцающем свете снега.
– Убить меня решили, – увидев саблю в руках Андрея, Ксения гордо выпрямилась. Слезы исчезли, сменившись невиданной до сих пор смелостью. В её глазах загорелся неукротимый огонь сопротивления, – так убивайте. Что медлите? Думаете, я боюсь, – словно бес вселился в девушку, с неожиданной для опричника смелостью, сказала Ксения, – я не боюсь вас. Вы мне сразу, как только я увидела вас, показались отвратительными и жалкими. Да, вы правы, мне по сердцу пришёлся Даниил. Вы не ровня ему. Слышите, не ровня?! И жизни лишили Даниила лишь за то, что я могла с ним быть.
– Ксения Захаровна, вы умница. Правильно о вас говорят, что вы не только красавица, но очень благоразумная и умная девица.
Андрей подошёл вплотную к пятившейся назад девушке. Андрей надвигался, его тень нависла над ней, словно предвестник беды. В одно мгновение он оказался рядом, его рука грубо схватила её толстую, тяжёлую косу. Вспышка боли, хруст, и вот уже пряди, бывшие её гордостью, её девичьей честью, лежат в его руке. Мир померк, а когда зрение вернулось, Ксения увидела обрубки волос, небрежно рассыпавшиеся по плечам. Она застыла, не в силах произнести ни слова. Коса – это не просто красота, это символ чистоты, невинности. Теперь, обрубленная, она кричала о позоре, о сломленной судьбе. В глазах стоял немой вопрос: как жить дальше, когда отнято самое дорогое?
– Вот теперь, – засовывая за пояс косу, как трофей, говорил Андрей, и в его взгляде плясало злорадство, – ты никому не нужна. Только, моя, слышишь, – в глазах опричника заблестели искорки превосходства, – иди сюда.