, медика и ботаника Людовика XIV, описавшего более 1400 видов лекарственных растений.
Но сейчас Валантен был от всего этого уже очень далек. И когда он с помощником подходил к решетчатой ограде на площади Валюбера, мысли его были заняты только двумя трупами и адресованным ему таинственным письмом. Обоих полицейских встретили на входе в сад двое мужчин, разительно отличавшихся друг от друга. Первый был не кем иным, как Жоржем Кювье, анатомом, занимавшим пост директора Музея естествознания. Невысокий, субтильный ученый, которому в ту пору было за шестьдесят, носил узкий сюртук с высоким воротником и двойным рядом пуговиц. Вид у него был потрясенный и растерянный. Он то и дело нервно проводил рукой по пышным седым волосам, завитым на старомодный манер, а его глаза навыкате пребывали в постоянном движении за толстыми стеклами лорнета, отчего казалось, что в глазницах перекатываются бильярдные шары. Чуть поодаль от него держался молчаливый великан в фартуке, какие носят садовники. Кювье представил его как работника зверинца, отвечающего за хищников, не назвав имени.
– Чудовищное происшествие, совершенно чудовищное, – то и дело повторял субтильный директор, когда вел за собой полицейских к ближайшим строениям. – Право слово, чудовищное. Ничего подобного в истории зверинца раньше не было, хвала Господу.
Четверо мужчин прошли мимо здания, где содержались дикие животные, обогнули ротонду и приблизились к медвежьим ямам. Там у хижины-землянки с соломенной крышей их ждали комиссар полицейского участка двенадцатого округа и несколько его сержантов. Комиссар был в высоком цилиндре, из тех, что называют «печными трубами», в уставном сером рединготе и с напомаженными усами. Спасаясь от холода и сырости, главный страж порядка пританцовывал на месте и похлопывал себя по предплечьям. Звали его то ли Кола, то ли Колен. Он заявил, что не собирался беспокоить молодого коллегу по пустякам, но ему показали письмо, найденное на одном из трупов, и он счел за лучшее отправить к инспектору Верну своего человека. Затем, не оставив Валантену времени задать ни единого вопроса, комиссар во всех подробностях изложил свое мнение о случившемся, высокомерничая, пыжась и всячески выказывая превосходство профессионала, который оказался здесь первым и уже узнал все, что можно было узнать.