– Нельзя разрешить или запретить людям думать. Это дело добровольное, – заметила Олеся.
– Пошли пить чай, добровольцы! – предложила Ганна и первой вышла из комнаты.
Дед с внучкой переглянулись и отправились следом.
Когда утром Олеся принесла матери для продажи вышитый рушник и спросила разрешения сходить к ручью за смородиной, то Ганна нахмурила брови и с укором взглянула на дочь.
– Знаю я эти ягоды, – пробурчала она. – Небось, к Василю на свидание торопишься.
– Я обещала, что приду, – ответила дочь.
– Раз обещала, так иди, – сказал дед Михась. – Человек должен отвечать за свои слова, если он хозяин слову, а не пустомеля.
– Дедусь, я тебя так люблю! – воскликнула Олеся и чмокнула деда в щёку.
– Ладно, иди, – смилостивилась на вид суровая Ганна. – Да возьми с собой пирожки, что в льняной салфетке на столе лежат. Угостишь парня. Ему таких пирогов никто не испечёт.
– Почему? – удивилась девушка.
– Потому что нет у него ни сестёр, ни матери, – ответила Ганна и вздохнула.
– Мать умерла при родах. Говорят, что сердце у неё было слабое, потому и не выдержало, когда ей ребёнка безглазого показали, – пояснил дед Михась.
Заметив тень грусти на хорошеньком личике дочери, Ганна поспешила успокоить Олесю.
– Да не переживай ты так! Это было давно, – сказала она, провожая дочь до двери.
Когда Олеся с полным лукошком ягод подошла к знакомым зарослям чёрной смородины и раздвинула ветви, то на валуне никого не увидела, и слёзы невольно навернулись на глаза.
– Серко! Ты где? Отзовись! – крикнула она и услышала невдалеке прерывистый собачий лай.
Вскоре к валуну подбежал Серко, который на коротком поводке вёл за собой хозяина. Василь осторожно передвигал ноги. Свободной рукой он ощупывал пространство перед собой, чтобы не наткнуться на какое-нибудь препятствие.
– Здравствуй, Олеся! Ты давно ждёшь? – услышала девушка приятный голос Василя.
«Да я тебя всю жизнь готова ждать», – подумала Олеся и улыбнулась от такой светлой мысли.
– Здравствуй, Василь! Если пирожки ещё тёплые, значит, ждала недолго, – ответила девушка. – Это моя мама тебе гостинец передала.
– Добрая у тебя мама, – заметил Василь, уплетая за обе щёки сладкие пирожки.
«А ведь прав Василь! Мама-то у меня и впрямь добрая», – подумала Олеся и покраснела. Хорошо, что Василь не видел, как полыхнули румянцем девичьи щёки. И было отчего! От стыда, конечно.