То, что я ничего не слышу, стало известно еще несколько часов назад, когда врачи пытались заговорить со мной. Поняв, что я ничего не могу ответить, он куда-то отошел. Я же в это время лихорадочно соображал, что вообще происходит!?
Неужели я снова вернулся в свой мир? Если так, то получается я не переродился, а вернулся в свое же тело? Но как? Прошло же больше ста лет? Разве что соотношение времени в обоих мирах разное. Тогда это объясняет, как мой папаша может быть жив. А еще это означает, что я снова вернулся в свое собственное тело, а если быть точнее в кусок безнадежного дерьма, неспособного к нормальной жизни, а учитывая то, что я и пошевелиться-то не могу, значит положение мое куда хуже нежели в первой моей жизни. Скорее всего падение с лестницы моему старому телу совершенно не понравилось. И сейчас все на что я способен – это смотреть на мир одним единственным глазом. Да и вообще то, что это тело с несовершенным остеогенезом каким-то образом смогло выжить после падения никак по-другому, как чудом, не назовёшь.
Черт… Черт… Черт… Почему это происходит снова?! Почему я снова должен страдать? Дайте мне умереть, я уже не боюсь смерти, я знаю, что существует душа и что после смерти тела она перерождается!
Батя снова подошел, держа в руках планшет. Убедившись, что я смотрю на него, он перевернул планшет, а я стал читать, что он там написал.
«Если ты понимаешь, что здесь написано, моргни два раза.» Бл…ть, конечно, я понимаю… Возмутиться у меня не получилось, да и что-либо сказать я не в силах. Поэтому я два раза моргнув, стал ожидать, что он напишет.
В этот раз он печатал текст куда дольше. Когда планшет был повернут в мою сторону, я не сразу начал его читать, а стал всматриваться в лицо отца, пытаясь понять его эмоциональное состояние. Но, как и век назад, по его выражению сложно было что-то распознать. Против таких как он лучше не играть в покер. На мгновенье мне показалось, что в его взгляде промелькнуло раскаяние, но быстро отверг эту мысль как нечто нереальное. Так как Кузнецов Владимир Владимирович не способен на сострадание вообще. По крайней мере именно таким я запомнил его в своей первой жизни.
Меня кстати изначально также звали Владимир Владимирович. Из чего можно сделать вывод, что мой биологический отец мало того, что не способен на эмоции, так еще и оригинальностью не блещет, как, собственно, и мой дед.