Вокруг не было даже намека хоть на какой-нибудь просвет или щёлочку, или звук – сплошная тьма. И непонятно где находятся стены и потолок. Может, на расстоянии вытянутой руки, а может, за сотни метров.
«Эй!», – попытался крикнуть я, и по отраженному эхом звуку мне показалось, что пространства здесь меньше, чем там, где я был до этого, будто я из коридора свернул в какую-то небольшую комнату. Невероятно трудно представить и описать место, в котором ты никогда не был и которого никогда не видел. Если бы я видел это на картинках или в фильме, то воображение с лёгкостью нарисовало бы всё, что меня окружает. Но здесь так не получится. Умение представлять и воображать что-либо – удивительная способность, дарованная лишь людям. И чем младше человек, тем как будто легче ему даётся умение творить картины в своём разуме. Люди, не разучившиеся мечтать, всегда достигают особенных высот. Ведь всё, что есть в этом мире, кто-то однажды представил: машины, самолёты, корабли, телефоны, лампочки, компьютеры, роботы и всё остальное, чего когда-то не было, кто-то должен был сначала вообразить, придумать, увидеть. Как можно увидеть то, чего нет? Как развить в себе способность придумывать что-то новое? Да, хотел бы я знать ответ на этот вопрос. Я бы тоже тогда мог стать невероятным изобретателем. Мне тут сложно описать небольшую комнату, в которой я впервые в жизни оказался в кромешной тьме, где нет звуков, но она всё же есть, а как обрисовать то, чего нет? Может, просто надо тренироваться и пробовать, ведь все навыки развиваются упорными тренировками, – подумал я, и, собравшись выбраться назад в коридор, я начал переживать что-то непонятное. Было такое ощущение, что ты переносишься в параллельное пространство, хотя физически находишься в этой темной пещере.
Глава 4. Дом
Как во сне я увидел себя рядом с родителями, только в более младшем возрасте, думаю, мне было пять-шесть лет. Вечер. Мы дома. Мне очень хочется, чтобы родители поиграли со мной, особенно папа. Ведь я так редко его видел: он всё время работал, а приходя поздно вечером домой, он был уставшим и злым.
Со временем я отбросил надежду, что он со мной поиграет, но в те пять-шесть лет я всё ещё этого ожидал. Мама возилась на кухне с кастрюлями и сковородками, при этом, как будто бы спиной смотря маленький телевизор, в котором шёл очередной туповатый сериал. Папа смотрел новости в зале. Я подошёл к нему осторожно, даже немного виновато, ведь он уже много раз отправлял меня в мою комнату. Но я всё равно тянулся к нему, сейчас мне даже трудно это понять, но тогда это было так. На моё предложение поиграть он раздражённо ответил: «Не сейчас! Иди в свою комнату». И я почувствовал сильную боль, но не такую, которую я испытывал от падений или при ударе обо что-нибудь, а другую – внутреннюю, необычную и сдавливающую. Как будто я никому не нужен и словно во мне умерла ещё одна небольшая частичка души… И это не всё. В это мгновение я пережил что-то намного ужаснее. Мне казалось, что я переживаю то, что переживают брошенные дети со всего мира. Дети, которых бросила мать или отец. Будто бы боль всех отверженных детей была сейчас во мне. И хотя у нас была полноценная семья, я чувствовал эмоции всех оставленных в этом мире детей и ужас охватил меня: столько горечи и слез, столько разорванных душ и окаменевших сердец… Недолюбленные, кто же сможет нам помочь?