Воздух в туннеле был густым, как бульон из машинного масла, ржавчины и человеческого пота. Анна прижимала к носу промасленный платок, но едкий запах проникал сквозь ткань, щекоча горло. Они шли за Тощей Крысой – контрабандистом с лицом, изъеденным оспой и паровыми ожогами. Его фонарь, заправленный дешёвым эфирным дистиллятом, отбрасывал прыгающие тени на стены, сложенные из старых корабельных балок и обломков машин. Вода с шипением капала с потолка в лужи, где плавали радужные нефтяные пятна.
– Держитесь подальше от Шумящих, – прошипел Крыса, указывая на тёмный боковой проход. Оттуда доносилось ритмичное тук-тук-тук, словно гигантское сердце билось в темноте. – Те, кто полезет к их жрецам, назад не возвращаются. Механизмы сожрали.
Анна сглотнула, сжимая в кармане плаща рукоять парового револьвера. Волков же шёл, словно загипнотизированный. Его пальцы то и дело касались влажных стен, а глаза следили за сложной сетью медных труб, оплетавших своды. Они пульсировали слабым зелёным светом. Эфириум низкой очистки. Отходы Академии… Империя сливает свои яды прямо под ноги людям.
– Куда ты нас ведёшь, Крыса? – спросил Волков, споткнувшись о рельс, уходящий в черноту. Где-то вдали послышался скрежет колёс. – подземный поезд? Или что-то иное?
– В Железное Сердце, господин граф, – ответил контрабандист, и в его голосе прозвучало неожиданное уважение. – Там вас ждут. Тот, кто слышит Пар.
Туннель вывел их в гигантскую пещеру. Анна ахнула. Пространство было вырублено в скальном основании города и поддерживалось колоннами, сваренными из корпусов списанных паровозов и корабельных котлов. Вместо неба – низкий потолок, покрытый сплошной паутиной труб, проводов и цепных передач. В центре, на возвышении из старых якорных цепей, стояло нечто.
Это был храм техники. Алтарь из сплавленных машинных плат. Стены были уставлены стеллажами с сотнями выключенных автоматов – от крошечных чистильщиков сапог до громоздких фабричных манипуляторов. Их оптические сенсоры безжизненно чернели. Воздух гудел от энергии, исходящей от десятков работающих вполсилы паровых генераторов. И в центре этого царства металла, под лучом единственного прожектора, сидел Он.
Иван-Сталь. Автомат, но не похожий ни на одного стражника или слугу. Его корпус был собран с изящной, почти готической сложностью: полированные латунные пластины, инкрустированные серебряными проводами, напоминали доспехи рыцаря. Вместо грубого сварного шва – аккуратные заклёпки. Вместо пустых глазниц – два глубоких оптических сенсора из чёрного хрусталя, мерцавших холодным интеллектом. Его руки, тонкие и имеют множество суставов, с ловкостью часовщика возились с открытой панелью на его же груди, где пульсировал кристалл Эфириума размером с куриное яйцо. От него расходились жилы светящихся волокон.