– Какую еще карту? Вам карту плато может нагуглить любой школьник! И кто вам мешает самому встретиться с вашим шаманом?
Толстяк надулся, покраснел, часто задышал раздутыми ноздрями и прошептал:
– Тамнар умер!
Сергея уже стали утомлять и этот разговор, и такое близкое соседство к странному гостю. Изотов бесцеремонно отодвинул его от себя, прошел в комнату и сел в кресло. Он вспомнил, что маму окружали разные люди, были историки, фанаты своего дела, со своими чудачествами и странностями. И ему стало жаль толстяка.
– Вы бы на здоровье внимание обратили: гипертония у вас, сердце больное, – сказал Изотов, по возможности, мягко, – какое вам Плато Путорана? До кардиолога хотя бы дойдите.
Леонид Маркович встрепенулся, вытянулся, щеки покраснели. Он пытался что-то ответить, но пухлые губы по-рыбьему ловили воздух, а глаза выдавали испуг.
– Это вас не касается, – наконец выдавил он.
Не найдя, что добавить, гость резко махнул рукой и ушел.
– Ты не понимаешь своего счастья, Серега, – Максим, вздохнув, откинулся на спинку кресла и посмотрел в окно на вечерний город. – У вас уже одуванчики зацветают, а в Тургадане сейчас лежит снег.
Официант принес очередную порцию пива. Фирменное блюдо с головокружительным ароматом мяса гриль было почти уничтожено. Сергея слегка развезло, уже прошла первая эйфория от принятого алкоголя, и стало накатывать угрюмое послевкусие.
В обычный будничный вечер кафе пустовало. Одна влюбленная парочка по соседству шепталась за вычурным букетом, да трое в галстуках деловито беседовали в конце зала. На улице шумели машины, люди спешили домой, зажигались первые огни. А здесь было тихо и полумрак рассеивали одинокие круглые светильники над столиками.
– И что тебя понесло на север? Оставался бы здесь, – начал свои традиционные упреки Изотов.
Максим Босой, а для друзей – просто Мак, устало поморщился от набившей оскомину темы. Он тонкими нервными пальцами обхватил кружку пива и с наслаждением опустошил половину. Привычно прищурив близорукие глаза за толстыми линзами очков, он меланхолично разглядывал движущиеся за окном огни. Желтый свет за спиной превратил его мелкие соломенные кудри в золотистую ауру. И Мак, худой и высокий, устало согнувшийся в кресле, походил на одинокий сломанный одуванчик.
– Ты же понимаешь. Работа. Я не могу бросить отделение, – вымолвил он.