Он не придумывал бредовых задач и не заставлял меня все утро бегать по городу, выполняя их. А еще Браун сразу заявил: он отдыхает стабильно два дня в неделю, а это значит, что отдыхать два дня в неделю буду и я. Но самое главное во всем этом, он ни разу не сделал мне скользкого комплимента, ни разу не взглянул так, как распущенные мужчины смотрят на миленьких сотрудниц. Так что да. Мой начальник был ангелом и, конечно, мысли об увольнении покинули меня прямо тогда, когда из города отбыл Хэтфилд.
– Держите, – я прошла в кабинет Брауна и поставила на стол чашечку кофе, мужчина улыбнулся мне и протянул папку с документами.
– Спасибо, отправь приложение к договору в Лондон, сделай еще один экземпляр, он для Морель.
– Будет сделано. – Я шла к двери, как вдруг меня словно по голове ударило: «он для Морель». Я обернулась и взглянула на Брауна.
– Вы сказали, что второй экземпляр для Морель. Конрад собирается приехать?
– Он уже здесь, прилетел совсем недавно. Направляется в отель.
– Крысиные хвостики, – забывшись, выдала я.
Брови мистера Брауна собрались на переносице.
– Не понял.
– Простите, я оговорилась. А зачем он приезжает? – Браун окинул меня подозрительным взглядом. Подобные вопросы не должны волновать ассистентку. – Ну, я имею в виду, есть какие-то проблемы?
– Нет. Это что-то личное.
Черт. Черт. Черт!
– Поняла, пойду заниматься документами, – чуть ли не пропищала я, покидая кабинет начальника.
Я выбежала в приемную, кинула папку на принтер, сама уперлась руками в столешницу стола. Мою голову стягивало от тупой боли, кровь шумела в ушах.
Кажется, здесь катастрофически не хватает воздуха.
Зачем он вернулся? Конрад не должен был так скоро приехать. Прошла всего неделя!
«Что-то личное».
Дерьмо!
Задумавшись, я не заметила, как схватила в руки карандаш и принялась его грызть, пыталась успокоить себя, считала до десяти и обратно, пыталась думать о хорошем, но мое спокойствие трещало по швам.
Нет, он не из-за меня возвращается. Это паранойя. Ему не узнать об Авроре. Даже если он поднял все документы, а делать ему это незачем, в свидетельстве не указан отец, и никто кроме Розы и теперь Зевса не знает об их родстве с Авророй. У него своя жизнь и полным-полно личного. Обо мне он даже не вспомнит.
Я рухнула в кресло, расправила серую юбку, которая болталась на мне, словно обрезанный мешок. Расстегнула верхнюю пуговицу бледно-розовой блузки и принялась выполнять поручение Брауна. Я так погрузилась в мысли и работу, что не заметила, как надо мной сгустились тучи.