Спастись мало кому удалось. Римляне скоро добрались и до моста. Он сплошь покрылся трупами, кровь ручьями стекала в Луару. Пленных почти не брали – легионеры были очень злы на Кенаб и не могли простить ему мятежа. Разделяя чувства воинов, Цезарь отдал город на разграбление.
Среди немногочисленных пленных в руки римлян попали дочери знатного старейшины. Центурион Ацилий отобрал их у легионеров и привел к Цезарю.
– Гай Юлий, с пленницами поступить как обычно, или оставить в качестве заложниц? Их отец – большой человек у карнутов.
Цезарь внимательно осмотрел пленниц.
Первая девушка – необычайной красоты фурия>4 – метала глазами громы и молнии. Казалось, еще немного, и она испепелит проконсула взглядом.
– Сколько страсти, сколько злобы! – восхищенно промолвил Цезарь. – Как только все это помещается в красивом теле, рожденном, чтобы радовать мужской глаз, дарить счастье?
Сестра красавицы была не столь привлекательна, но и дурнушкой ее не назовешь. Она, напротив, смотрела на Цезаря с любопытством и даже с некоторым восхищением.
Проконсул указал на нее движением руки:
– Ацилий, доставь эту девушку ко мне в палатку. Я хочу с ней беседовать.
Беседа затянулась на всю оставшуюся ночь, а утром Цезарь приказал дать обеим пленницам лошадей и отпустить.
– Гай Юлий, – обратился к своему командиру Ацилий, – почему ты выбрал именно эту девушку? Ее сестра гораздо красивее.
– Выбирать нужно тех женщин, которым нравимся мы. С той красавицей я не решился бы ночью сомкнуть глаз. Разве ты не видел: сколько ненависти было в ее взгляде?
– Разумно, – согласился центурион.
– Это пришло не сразу, – признался Цезарь. – Еще лет десять назад я бы, не задумываясь, выбрал другую.
По мосту, красному от крови, легионы Цезаря перешли Луару. А позади поднимались языки пламени. Кенаб горел.
В палатке, ничем не отличавшейся от других, Цезарь диктовал письма трем писцам. Диктовал три разных письма, для трех разных адресатов. Писцы в напряжении скрипели перьями, они едва поспевали заносить на пергамент мысли энергичного, всегда спешащего, человека. Впрочем, спешил Цезарь спокойно, без суеты.
На мгновение проконсул замолчал, дожидаясь, пока кто‑нибудь из писцов освободится. В это время в палатку ворвался встревоженный легат и воскликнул:
– Цезарь! На нас напали галлы!