– Красота какая, – сказала девушка и от восхищения прижала солонку к груди. – Это же я!?
– Папеньке своему передай, что я решился ему солонку отдать даром.
– Эту, – спросила девушка, возвращая солонку Егору.
– Нет! Эту я оставлю мамане своей оставлю, – сказал Егор.
Меланья, бережно вернула шкатулку и, поцеловав его в щеку, выскочила из темницы. А Егорка, сам себе улыбнулся, и глубоко вздохнув, сказал: – «Вот и дело нашел себе по сердцу».
– Жди гостей, – сказала крыса – сейчас барин за солонкой прибежит.
Егорка подал ей кусок хлеба, а сам стал прислушиваться, ожидая вестей со свободы. И правда. Как сказала крыса, через несколько минут после ухода Меланьи в темницу спустился её благоверный папаша.
– Ну, здравствуй добрый молодец, – сказал он. – Дочка сказывала, ты решил мне шкатулку продать?
– Решил, – ответил Егорка. – Только не продать. Хочу я тебе её барин просто так – даром отдать. Подарить хочу.
– Как так, – спросил барин обиженно. – Я, что беден, чтобы не суметь заплатить тебе за понравившуюся вещь.
– У Вас ваше благородие, столько денег не будет. Да и не в деньгах её ценность. Волшебная она.
– А в чем тогда, коли не в деньгах?
– Счастье барин, жить по совести и любви. Деньги это еще не всё, ради чего нужно жить, – ответил Егорка.
– Мне сдается мил человек, что ты философ, – сказал барин.
– А это как, – спросил Егор.
– Философ, это тот, кто много говорит, а ничего не делает. Его промысел такой рассуждать на тему жизни и бытия.
– Нет, барин, я не философ. Я по совести хочу, чтобы было.
– Ладно, добрый молодец, собирай вещи и выходи. Коль решил мне солонку отдать так тому и быть. Дам я тебе за неё тысячу рублей. Домой матери снесешь, да дом новый поставишь.
Егор спорить с барином не стал. Взяв свою котомку с инструментом, он вышел из темницы и оказался на улице. Свет больно ударил по глазам. Егор прищурился на какое – то мгновение, а когда открыл их, то увидел Меланью. Девушка стояла напротив, и, улыбаясь, подала ему божественной красоты цветок. Вновь Егор почувствовал, как кровь ударила по его щекам, а сердце забилось в груди с утроенной силой. Казалось вот – вот, и оно выпрыгнет на улицу и поскачет домой к маменьке.
– Трифон, отведи гостя в баню, пусть помоется, чай две недели в казематах просидел, пылью весь покрылся. А уже после, веди его в мои кабинеты, – сказал барин своему слуге и обняв дочь, пошел с ней в дом.