А тут – а тут посреди дороги, как гром среди, ясного неба. Выскочил какой-то черт из табакерки, весь в золотых цепях, с печатками на пальцах и в черных очках. Какой-то криминальный субъект. Пальцы у него веером, топорщатся в разные стороны. На каждом пальце по золотому перстню с черепом.
– Слышишь браток: – говорит мне эта блатная рожа. – В натуре я тебе полторы косых зеленых сейчас кину – как с куста!
Деньги мне показывает.
– Что делать надо?
– Точила у тебя зачетная! То, что надо! Ты часом не на «Патриарха» работаешь?
Патриарх – это как раз и был тот мафиозник, который в Матросской тишине сидел. Он моей теще машину отписал. Он со своей бригадой в ней наркотики перевозил, под видом ритуальных услуг.
– Груз возьмешь? – Говорит мне мафиозик, и протягивает сто пятьдесят долларов.
Я офанарел! Чую счастье само лезет мне в карман.
Гляжу на его пальцы, а глазенки мои так по этим черепам бегают, так и бегают. Думаю, коль пошла такая пьянка, нужно резать последний огурец.
– Маловато будет…
– Ты что в натуре…
– Это машина «Патриарха» он узнает, меня за тестикулы и на цугундер…
Снял мафиозик с пальца перстень с черепом и мне подарил, как компенсацию за риск.
– Назад сдавай – грузиться будем, – говорит он мне и показывает на ворота.
Обернулся я – смотрю, а на воротах вывеска «РИТУАЛЬНЫЕ УСЛУГИ». А внизу еще одна. «Изготовление гробов, по индивидуальным параметрам заказчика».
Смотрю в зеркало заднего вида, а рядом с воротами еще с десяток парней в черных костюмах стоят. Сердце мое сжалось. Руки затряслись, словно с бодуна. Ну, думаю: «всё парень, влип ты по самые помидоры»! Что им от меня надо? Сдаю назад, пока мафиозик мне не показывает – стоп.
– Давай браток, открывай катафалк, груз будем грузить, времени в обрез – труп надо из морга забрать, чтобы не испортился…
Лицо у парня круглое, как биллиардный шар – никакой растительности, любой бы на моем месте наложил в штаны. А я ничего – держусь крепко, словно в сиденье врос.
– Браток, выйди, подсоби милейший!
В ту минуту я до конца обомлел. Ноги подкосились, руки затряслись, хочу сказать, что я не при делах и брать с меня нечего. Но язык у меня тоже онемел, и я ни одного слова вымолвить не могу. Мычу, мычу, как бык на бойне, словно со всем соглашаюсь. Гляжу, трясусь, глазенки мои хлопают, с места сойти не могу, словно свинцом весь налился.