Тут мысли князя белозерского перепрыгнули на самого Хельгу-Олега.
У того и самого происхождение непростое. Стемид как-то слышал, что дед Стемидов, перебрав на пиру, назвал Хельгу сыном двух отцов. Потом, правда, сказал, что оговорился. Но отец Стемида ему не поверил. И сам Стемид тоже. Ой непрост он, Хельгу! Совсем непрост. К примеру, лет ему, по прикидкам Стемида, уже должно быть хорошо за пятьдесят, а встань они с Хельгу рядом, никто не скажет, что Хельгу старше, да еще и настолько.
Тут мысли Стемида вернулись снова к Вартиславу. О том, как говорили о нем позапрошлой весной в семейном кругу, и Геллир вдруг сказал: может, и не человек вовсе Вартислав. Мол, у них, нурманов, скальды истории сказывают о героях, что сходят на землю в трудные времена. И выглядят те совсем как люди. И отличить их можно по тому, что родни у них в Мидгарде нет, откуда взялись, неизвестно, зато сила в них великая, знания многие, а еще старости они неподвластны. И Варт под эти сказы подходил всем, кроме одного: пришел мелким и рос, как все мальцы растут. С ними тогда еще дядька Избор был. И его прямодушный Турбрид спросил прямо, так ли это? Человек ли Вартислав? А ведун хмыкнул и ответил по обыкновению уклончиво: сказителевы сказки – сказки и есть. Ради красивого слова все переврут и запутают.
И по ответу понял Стемид: что-то знает ведун. Знает, да не скажет. А почему так, Стемиду когда-то сам Избор и объяснил, когда в хорошем настрое был. Ведай ведай, а говорить не моги. Скажешь – не сбудется.
Но позже на прямой вопрос Стемида, не будет ли их роду вреда от Вартислава, Избор ответил неожиданно прямо:
– Скоро сам увидишь.
И Стемид увидел. Когда Вартислав старшего сына от страшной смерти в огне спас, не побоявшись сам в том огне сгинуть. Хоть и не ладили они прежде, а когда беда случилась, Вартислав забыл о склоках и поступил как истинный брат. Да что там, не всякий брат на такой подвиг способен. Так что когда узнал Стемид об этом, причем не от Вартислава, а от самого Трувора, то сразу все стало просто. Стал ему Вартислав как сын. И не по браку, а по долгу и чувству. И кто там у него отец – князь, конунг или бог, уже не важно.
– Так что, княже, звать Вартислава или нет? – вывел Стемида из раздумий голос отрока.
– Зови, – разрешил князь. – И вели еще пива подать… И вина ромейского, – добавил он, вспомнив предпочтения названого сына.