Ярослав улыбнулся. Леся в ответ тоже, но не потому, что действительно ощущала себя счастливой, а потому что знала, что это нужно, чтобы закончить сцену красиво. Хватит унижений…
Ярослав ушел. Леся подошла к перилам, где только что стоял он, сгорбилась и затряслась от слез. И пусть первое любовное разочарование причиняло муку, она все равно чувствовала какую-то непередаваемую красоту этого момента, словно вот прямо именно здесь и сейчас она живет, вот это и есть жизнь, вот эти моменты и вспоминаешь, когда кожа становится сморщенной, как мокрый желтый лист. И хорошо, что это было. Пусть больно, пусть слезно, но было незабываемо.
– Мадемуазель, – вдруг послышалось под балконом. Голос был хриплый и грубый.
Леся с опаской посмотрела вниз. Под фонарем стоял бомж.
– Мадемуазель, – важно повторил он, – зачем вам он, присмотритесь ко мне!
Леся рассмеялась, отвернулась от бомжа и опустилась на пол около перил. Смех перешел в слезы.
Леся не стала искать Алю. Написала ей сообщение, в двух словах рассказала о разговоре с Ярославом, извинилась, что оставляет ее на вечеринке одну, вызвала такси и уехала. В машине она смотрела в окно, тайком утирая слезы, и думала о том, что таксист даже не подозревает, какую драму она сейчас переживает.
Во двор Леся попросила таксиста не заезжать. Он высадил ее у шлагбаума.
Стало уже холодать. Леся, полная жалости к себе и все же чувствуя красоту момента, подняла голову к полной луне, подумала: «Вот оно так вышло, удивлена?» – опустила плечи и уголки губ и неспешно пошла к своему подъезду.
Вдруг она услышала, как тявкает собака, и обернулась. Это Петруша, сосед, выгуливал своего лабрадора.
– Привет, – сказала Леся.
Знали Петруша с Лесей друг друга с детства, вместе ходили в детский сад. Последние пару месяцев Петруша постоянно звал ее куда-нибудь: то в ресторан, то в кофейню, то в кино. Леся сначала недоумевала, откуда вдруг такое стремление к близкому общению, а потом отец сказал ей: «Котенок, вот ты слепая! Он тебя на свиданки зовет». Леся искренне удивилась. Она так привыкла воспринимать Петю именно как Петрушу, мальчика в белых носочках, который плакал, когда она его толкнула и забрала наклейки. А потом, когда первый шок прошел, Лесе стало приятно, что она кому-то понравилась, и приняла приглашение. На свидании они сходили в кофейню, потом погуляли по набережной. Было весело и уютно, но в груди Леся не чувствовала ничего такого, что могло бы позволить ей называть Петрушу Петей, представить поцелуй с ним или забыть о том, как он тер глазки после того, как заканчивался тихий час в садике.