– Молодец, что приехал, – тихо сказал Иван Павлович, – Таким, как мы с тобой, лучше тут, на природе. Города нас сводят с ума.
Города, значит. Не дед, который оставил семилетнего Глеба одного без присмотра в лесу и ушел. На мгновение все вокруг залила ледяная чернота, запахло болотом, к горлу подкатила тошнота.
Глеб прикрыл глаза и досчитал до трех.
– Что это с тобой? – дед нахмурился.
О черном пятне Глеб говорить не хотел и решил сменить тему.
– Слушай, а не знаешь, есть ли тут девчонки постарше Веры? – пальцы сжали в кармане сережку-крыло, – Вернее, одна девчонка. Моего возраста примерно, темноволосая, вся в черном, готка или вроде того. Евой зовут.
Дед как-то странно посмотрел, пристально, а потом пробормотал:
– Нет, никаких Ев у нас нет. Пойду, наберу малины для калиток, – и ушел.
****
Ночью дедов дом ожил. Принялся скрипеть полами, шипеть сквозняком, хлопать форточкой, стучаться ветвями яблони в окно. Глеб перевернулся на бок и закрыл глаза.
Заснуть не вышло.
В памяти раз за разом всплывало одно и то же воспоминание. Вернее, не воспоминание. А черное пятно. Пустота, пахнущая лесным болотом. Страхом. Смертью.
Психолог говорил, что так работает вытеснение. Мозг Глеба просто взял и стер из его памяти день, когда он чуть не утонул на болотах, где-то тут, совсем рядом с дедовым домом. Но уничтоженное воспоминание оставило после себя след. Тоскливую темноту.
Вот почему Глеб решил приехать в Нойдалу спустя столько лет. Надо наконец понять, когда в его жизни все пошло наперекосяк. Вспомнить свою почти-смерть. Глеб надеялся, что для этого не придется идти в лес, на болота. Впереди целое лето. Может, если пробыть в Нойдале достаточно долго, воспоминания вернутся сами собой, и Глеб в конце концов сможет взять и отпустить прошлое. Вдруг тогда закончатся и «шизофренические глюки», как называл видения отец.
Глеб только этого и хотел. Нормальной жизни. Как у всех.
С трех до семи лет Глеб ездил в Нойдалу каждое лето. Отец уже тогда недолюбливал деда, но родителям нужно было «время для себя». Да и мать еще общалась с Иваном Павловичем. Жалела его. Говорила, он сам не свой после смерти жены.
Глеб любил бывать у деда. Сам он этого не помнил, но так говорила мать.
Когда Глебу было семь, дед не доглядел за ним. А дальше были болота, пахнущая гнилью вода, заполняющая легкие, чей-то хохот и страх, наполняющий тело свинцом, тянущий вниз, куда-то в ледяную черноту.