– Ника! – Варя вновь раздражается. – Никита, прости ее. С самого утра не в духе.
– Я обещаю тебе лыжи, малышка. Только чуть позже, – спешу реабилитироваться в глазах сестры.
– Просто брось ее! Ну, чего тебе стоит? – донимает девчонка.
– Малышка, так нельзя, – Варя принимает другу тактику, но, судя по решимости моей сестры, это вряд ли поможет.
– Ты у нас вон какой красивый! Найдешь себе в сто раз лучше! – не унимается Никуся. Она наивно полагает, что правда способна хоть на что-то влиять.
– Я женюсь на Марине, хочешь ты этого или нет, – сообщаю, ставя в разговоре своеобразную жирную точку. – Но ты так и останешься моей любимой девочкой, – улыбаюсь сестренке, но она не воспринимает мои слова.
Надувшись и часто дыша, сначала сверлит меня уничтожающим взглядом, а затем разворачивается и демонстративно уходит, задрав нос.
– Сейчас остынет, – говорит Варя, продолжая накрывать на стол.
– Знаю, – подтверждаю ее слова.
– Но, раз уж ты один приехал… Давно хотела сказать тебе: ты не обязан этого делать.
– Ты о чем? – делаю вид, что не понимаю.
– Жениться на ней, – поясняет мачеха.
До сих пор дико ее так называть. К тому же, между нами не такая уж большая разница в возрасте. – Я понимаю, ты хочешь как лучше, но если душа не лежит…
– Да с чего вы взяли то? – отвечаю гораздо резче, чем требуется. – Я люблю Марину и счастлив с ней.
А еще я хочу трахать шлюху-танцовщицу, потому что мой член до сих пор стоит на ее упругую попку!
– Думаешь, я не знаю, что это Тимур заставляет тебя? – собеседница выгибает бровь.
– Ты переоцениваешь его влияние, – хмыкаю. – Считаешь, твой муж способен заставить меня сделать то, чего я не хочу?
– Уверена, с этим ты и сам отлично справляешься, – с грустью замечает Варя, а затем удаляется в кухню.
Ангелина
Когда я приползла домой, Василиса уже спала. Ну, или делала вид.
Мысленно я выдохнула, понимая, что не придется сейчас рассыпаться в ненужных объяснениях. Тем более, что я понятия не имею, что сказать и как оправдаться.
Набрала себе горячую ванну, и лежала там, глядя в потолок. Не хотелось ни шевелиться, ни даже дышать. А еще ужасно не хотелось думать. Вспоминать. Понимать.
И, кажется, этой ночью я так и не сомкнула глаз. Они зудели от желания заплакать, но я не давала себе такого права. Потому что не имела его.