Я отдавал себе отчёт в том, что это самый настоящий геноцид. Холодный, расчётливый и абсолютно безжалостный. Но, к своему удивлению, не чувствовал ни капли жалости или раскаяния. Эти дикари, эти фанатики, поклоняющиеся кровавому демону, сами выбрали свою судьбу. Они пришли сюда, чтобы убивать, грабить и разрушать. Они не заслуживали ни снисхождения, ни пощады. И я щедро давал им то, чего они так страстно хотели – войну. Тотальную, беспощадную войну на полное уничтожение. И в этой войне, я собирался победить. Любой ценой. Мои собственные моральные терзания, если они и были, я засунул куда подальше. Сейчас не время для рефлексии. Сейчас время выживать и побеждать.
К рассвету, когда первый робкий свет окрасил небо, от некогда шумного и грозного лагеря песчаников остались только дымящиеся, почерневшие следы пожаров и обгоревшие, изуродованные трупы, источавшие тошнотворный запах горелого мяса. Те немногие, кому посчастливилось уцелеть в этом огненном аду, не дожидаясь полного рассвета, поспешно снялись с места и отступили глубже в пустыню.
Кажется, на этот раз мы действительно победили. Не просто отбились, а заставили их оставить поле боя за нами. Я смотрел на дело рук своих, и внутри что-то неприятно скреблось. Да, они были врагами. Да, они пришли убивать. Но то, что я сделал… это было за гранью. Или, может, никакой грани уже не осталось в этом мире? Просто есть мы, и есть они. И кто-то должен умереть, чтобы другие жили. Сегодня умерли они. Что будет завтра? Я устало потёр глаза, но расслабляться было рано. Нужно было закрепить успех. Песчаники отступили, но они могли перегруппироваться, зализать раны и вернуться. Их нужно было преследовать, добить, рассеять остатки, чтобы у них и мысли не возникло сунуться сюда снова. А для этого мне нужен был Драк и его банда.
Я нашёл Драксама Тина в небольшом, полуразрушенном доме на окраине Посёлка, который тот присмотрел себе под штаб. Дом был неказистым даже по местным меркам – кривые стены, залатанная крыша, выбитые окна, затянутые какой-то грязной тряпкой. Я ожидал, что атаман разбойников выберет себе что-то попредставительнее, побольше, побогаче. Но Драк, похоже, руководствовался какими-то своими, одному ему ведомыми, соображениями.
Он сидел на грубо сколоченном табурете посреди единственной комнаты, заваленной всяким хламом, и задумчиво разглядывал трещину на потолке. Его единственный глаз был прищурен, в уголке рта торчала потухшая самокрутка. Рядом, на таком же шатком столе, стояла бутылка с мутным самогоном и стакан.