Глаза в задумчивости поднимаются к голубому и чистому небу. Кто я на этой земле и зачем пришёл? Правила Мастера гласили, что все мы приходим сюда ради любви. Я бы хотел довериться ему в этом. Грустно было осознавать, что на данный момент всё это останется лишь строчками в мыслях и куда-то отложится, ожидая часа своего прочтения. Вспомню ли я все запахи зарождающейся весны и её картины перед глазами? Мне кажется, что я слишком многое не помню и не знаю. А знать, очень хотелось бы. Неясно зачем, но мне было бы приятно наполнять свою голову чем-то таким, что называлось бы великим, хотя бы для меня. Голова Мастера полна подобных дум, на мой взгляд. Он всегда говорит со мной, будто с пренебрежением и скорбящей тоской, совсем не смотря в глаза. Я хочу его понять и следовать его словам, но мне ощущается это слишком постыдным и приземлённым, идти за кем-то и стараться быть похожим на него, быть как он. Не хочу быть похожим на мастера, я хочу… Пока просто хочу, не знаю, чего и когда. Приятно ощущать, когда чего-то хочется, мне это сильно понравилось. Я простоял в объятьях вишни до темноты, а потом, отчего-то сильно робея, зашёл в дом. Мастер спал в покачивающимся кресле с опущенными руками, в пальцах сжимая потрёпанную кисть. "Ему бы новую" – Это было первое, что я подумал, посмотрев на него. Изящное тело словно мертво, но от этого внутри лишь прибавлялось уверенности в страхе потревожить его. Я тихо прошёл по тёмным половицам, но около прохода на мансарду остановился. Я застыл около открытого настежь окна, ощутив его прохладный ветер. После, забегая наверх, я тут же спустился, волоча за собой тяжёлое и большое одеяло из лоскутов, начатое и будто наспех законченное. К его дальнему от меня краю, узор складывался слишком непостоянно и нити торчали из каждого шва. Я укрыл им бездыханное тело мастера и не смог идти дальше. Словно сильно устал, отчего и как, снова осталось неизвестным. Я упал рядом с Мастером на колени, упираясь ими в мягкое одеяло, что частично расползлось по полу. Мастер не шелохнулся, продолжая лежать погружённым в сон, не осуществив ни единого вздоха. Эта его особенность, заставляла меня больше всего переживать и много думать, но я лёг и уставился в стенку. Мои глаза постепенно опустились к торчащим нитям, а пальцы начали их ковырять. В какой-то момент они напомнили мне белые струны скрипок, играющих в бальном зале, и я уснул. Слишком сладко и нежно для подгнившего пола.