Словно “кринж” я знаю, а “сквирт” – нет, но уверена, это что-то нехорошее и стыдное.
Всё равно не дам ему довести меня, буду держаться.
– Почему ты считаешь, что я тебя боюсь?
Говорю, а сама продолжаю подрагивать, сердце работает с перебоями, и шум какой-то в ушах.
Должна ли я на самом деле его бояться? Ну не изнасилует же он меня тут, в гараже?
А то, что он делает сейчас… Я в его руках. Его губы касались моих губ. Его руки… На самом деле, если бы он хотел меня унизить, давно бы сделал это.
Кажется, он пока проверяет мои границы.
Почему-то мои способности к психоанализу рядом с ним меркнут, стираются.
– Ты меня боишься, потому что должна бояться. Потому что ты сейчас в моей власти.
– Нет, – отвечаю спокойно, – это не так. Ты ничего плохого мне не сделаешь.
– Проверим?
Ох, кажется, я зря дергала этого тигра за усы, он резко сбрасывает меня с себя, переворачивая и укладывая на диван. Я дезориентирована, ничего теперь не вижу, только чувствую.
Чувствую, как его руки ползут под мою юбку.
Боже…
– Нет… Не делай этого, пожалуйста.
– А ты помешай мне. Или убеди меня, почему я не должен этого делать.
– Ты… не хочешь меня трогать… – шепчу, с ужасом понимая, что его руки ползут выше.
– Почему это я не хочу?
– Потому. Я ведь дочь твоей мачехи, так? Зачем тебе лапать дочь этой ужасной женщины?
Слышу его тихий гортанный смех.
– Дурочка, да мне насрать, чья ты дочь, если я захочу тебе вдуть, мне реально будет по фаренгейту.
– Не надо, ну пожалуйста…
Его пальцы уже в опасной близости к самому сокровенному. А меня снова трясет от страха.
– Пожалуйста… Ты же не насильник, не мерзавец, ну не надо.
– Попроси получше, кролик.
– Пожалуйста… Клим…
– Ответ неверный. Я не разрешал тебе называть меня по имени, не смей этого делать.
Его руки выше, пальцы уже почти на промежности, я с ужасом понимаю, что у меня там жарко и мокро, и не от пота. Это то странное, что происходит со мной впервые. Я впервые ощущаю себя так. И не понимаю, что со мной. Я должна его бояться, реально, должна сходить с ума от страха. Я и схожу с ума, но как-то по-другому.
– Что заткнулась? Ну, давай, проси… проси, чтобы я тебя отпустил, чтобы не трогал? Чтобы не понял, что ты течешь как сучка, проси…
Эти его слова будто срывают предохранители, инстинкты самосохранения уже не работают, мне больно, но не потому, что он держит и трогает. Больно оттого, что он говорит. Я начинаю биться в его руках, пытаясь достать его своими маленькими кулачками, выгибаюсь, ногами дрыгаю, задыхаюсь, но пытаюсь кричать, хотя тут же чувствую на своих губах его ладонь, ту самую, которую я перевязала несколько минут назад.