Когда я был маленький, у меня могло быть много друзей, но не было даже приятелей…
Тогда мне было пять лет. Как и всех советских малышей, меня водили в детский сад. Мой садик назывался «Аистёнок».
Среди детей я всегда был в центре внимания. На то были объективные причины, поскольку лучше многих я играл в футбол, сильнее и точнее других метал клюшкой шайбу. Я мог сплясать русский народный танец и польку, потому что в четыре года мама отдала меня в хореографический кружок. А ещё я мог рассказать длинное стихотворение «Бородино» и с хрипотцой спеть песню Высотского о Канатчиковой даче. К тому же в пять лет я уже прилично читал и быстро складывал цифры.
Без ложной скромности меня можно было назвать способным ребёнком. Потому я считал себя лидером, хотя такого слова ещё не знал.
И как у каждого лидера, у меня были приближённые к телу, а иначе – друзья. Их звали Куликов и Малышев. Этих мальчиков я всегда брал в свою хоккейную команду, а когда мы играли в царя горы, то Куликов и Малышев были на моей стороне. Эти двое постоянно крутились возле меня, чувствуя себя в безопасности. Мы даже вместе принимали пищу, сидя за одним столиком.
Как правило, на полдник нас кормили запеканкой, которую мы запивали стаканом молока. Но Куликов и Малышев терпеть не могли молоко. А наша строгая воспитательница внимательно следила, чтобы дети не оставляли после себя продуктов. Потому каждый день как лидер нашей дружной компании я выпивал три стакана молока, хотя нельзя сказать, чтобы испытывал при этом удовольствие.
И вот однажды произошла осечка: я не смог осилить третий стакан.
Зная крикливый нрав воспитательницы, я принял главный удар на себя, поставив перед собой полный стакан, а два пустых стакана я щедро отдал моим друзьям. Получалось, что Куликов и Малышев – молодцы, а вот Федя Спицын – капризный и непослушный хулиган.
Меня отругали и даже поставили в угол. Держался я стойко, демонстрируя устойчивость к внешнему давлению, и друзей своих не сдавал, а Куликов и Малышев проявили всю подлость предательской натуры. Они бурно радовались и показывали мне языки, злорадно наблюдая за применением несправедливых дисциплинарных мер.
В тот день я получил важный урок. Во-первых, Куликов и Малышев оказались вовсе не друзьями, а завистниками, ждущими, когда я оступлюсь; а значит, я способен заблуждаться в людях. Во-вторых, я был излишне самоуверен, взяв на себя повышенные обязательства и не справившись с ними; следовательно, я переоценил свои способности и выявил несоответствие между моими субъективными оценками и объективной реальностью. И в-третьих, я понял, что даже у справедливости, честности и благородства есть свои границы; и стало ясно, что попытки передачи высоких моральных ценностей лицам, неспособным их оценить, являются не только бесполезными, но и контрпродуктивными.