Лин, сначала паниковавшая от нарастающей дезориентации, внезапно замерла, её глаза расширились от восторга открытия. Впервые в жизни все датчики, все числа, все графики на её приборах складывались в единую картину, которая не противоречила, а дополняла то, что она чувствовала. Аналитический ум и эмоции больше не были врагами – они стали единым инструментом познания.
Артём дольше всех сопротивлялся происходящему. Его тело напряглось, словно готовясь бежать. Но постепенно напряжение уходило, сменяясь капитуляцией, а затем – освобождением. Годы скрытого чувства вины, отторжения собственного наследия, страха повторить ошибки отца – всё это словно потеряло свою силу, растворяясь в чем-то большем, чем он сам.
А затем произошло самое удивительное. На краткий, почти неуловимый момент, каждый из них ощутил мир глазами другого.
Мира внезапно увидела поляну через призму аналитического восприятия Лин: каждое растение представлено в виде цифрового каркаса с плавающими параметрами, живые существа – как движущиеся сгустки данных, мир чистый, сухой, структурированный, разложенный на переменные и константы. Странное, почти стерильное восприятие, но в нём была своя красота – кристальная ясность понимания.
Лин, к своему изумлению, увидела мир глазами ягуара: обычные цвета исчезли, сменившись инфракрасным зрением, запахи стали видимыми следами в воздухе, каждый звук отзывался вибрацией в теле. Мощь и грация. Уверенность в каждом движении. Но вместе с этим – неожиданный страх. Не перед другими хищниками, а перед чем-то невидимым, непонятным, что приходило с запахом металла и химикатов, что нарушало естественный порядок вещей. Ягуар был не просто охотником – он был хранителем, и это бремя давило на него, вызывая тревогу, которую Лин никак не ожидала встретить в сознании такого могучего существа.
Дамир плыл в потоке безмолвного восприятия Миры: мир без слов, где каждый жест полон смысла, где предметы пульсируют эмоциями, как будто имеют свои собственные чувства. Контуры расплывались, становясь проницаемыми, позволяя энергиям перетекать из одного существа в другое. Мысли были не формулировками, а мелодиями, понимаемыми на уровне резонанса, а не логики.
Артём испытал самое глубокое потрясение, когда увидел мир глазами своего отца: бремя ответственности, сложнейшая сеть взаимосвязей и последствий каждого решения, постоянное балансирование между научной целесообразностью и моральными императивами. Но больше всего его потрясло ощущение любви – глубокой, болезненной, скрытой за маской директора – любви к нему, к сыну, вины за причиненную боль и непреходящего желания искупить её, исправить мир для него.