Они удивленно переглянулись,перевели взгляды на тело, постояли недолго, затем осторожно протопали метров пять и остановились буквально в паре шагов от него.
Приятель дэдастого направил палку в сторону тела и потыкал в спину лежащего поверх вскопанной земли человека.
1972 год. Москова.
Типичный арбатский двор. День.
Лето выдалось в тот год чрезвычайно жарким. Пели птицы и цвели тополя. Толя и долговязый Мишка во дворе пинали мечту всех пацанов той давно ускользнувшей сквозь пальцы эпохи – потертый кожаный мяч.
– Миханыч, твоя очередь на ворота, – недовольно прокричал Толян.
Мишка безропотно встал под квадратной аркой из железных труб для выбивания ковров и принял позу вратаря – согнул ноги в коленях, расставил руки в разные стороны и вспомнил, что сзади находилось открытое окно первого этажа жилого дома.
Толя как следует разбежался, высоко занес ногу в прыжке и смачно пнул мяч мыском типичного и недорогого советского красного кеда. Звон разбитого стекла не заставил себя ждать.
Какой-то разъяренный мужик заорал
– Да что же это такое?
Толя пулей выскочил со двора. Мишка вспомнил о кожаном мяче, который нельзя было бросать в беде, обеими руками схватил его, надежно прижал к груди и понесся за удаляющимся Толей в гущу зарослей кустарника.
***
Толя и Мишка сидели на поребрике, рядом с давно сбитыми ногами ступеньками в холодный подвал – виновник неожиданного бегства, мяч венгерской фирмы «Artex» с ниппелем, тот самый, что в клеточку, безмятежно лежал на земле.
Толя достал из кармана пачку сигарет, покрутил в руках и спросил по-взрослому у Мишки.
– Курить будешь?
Одним движением руки он открыл пачку болгарских сигарет «ВТ», Мишка вытащил одну – сунул в рот.
И вот эти мелкие башибузуки стоят, дымят, как заправские курильщики, пускают кольца дыма, как учили их старшие пацаны, а мимо неторопливо идет Максимка со скрипичным футляром под мышкой. Толя толкнул Мишку локтем в бок и прошептал:
– Да ну его к лешему. Может, не надо?
Толя сплюнул под ноги.
– Надо, Миханыч, еще как надо. Смотри и учись! Он повернулся в сторону Максима. – Эй, ссыкло, стоять!