А сейчас в большой гостиной собрались те постоянные завсегдатаи, самый близкий круг, двадцать пять – двадцать восемь Игроков и членов их семей, их близких, а также друзей и помощников. Прежде всего Алёна объявила, что этот «вечер романса» она начнёт с «новинки», со своего романса на стихи Пастернака «Август». Его так проникновенно прочёл недавно Александр Яковлевич. Я так вдохновилась! Хотя… печали много в строчках… и в музыке моей тоже… Что же… Когда прозвучали последние строчки:
И образ мира, в слове явленный,
И творчество, и чудотворство.
Все посмотрели на Юсова. Он плакал. Он пытался встать и поклониться… Он прошептал, повторяя строчку романса:
– Да, но… Спасибо, милая… Но
… То прежний голос мой провидческий
Звучал, не тронутый распадом
Прежде. Всё прежде… Сейчас что ж…
Мотя и Мария, сидевшие рядом, по обе стороны от Алекса, взяли в свои руки его слабые ладони… Чуть сжали… Равнодушные к теме аплодисменты оставили уже позади себя «тот распад», а когда они стихли, звучали уже другие романсы. Кроме Алёны осмелились «сразить вокалом» (среди своих!) и Матвей Корнеевич, и Игорь, и Вера с Ириной. А Кирилл Алексеевич, чуть смущаясь, прочёл тоже пастернаковское «Свидание»:
… Как будто бы железом, обмокнутым в сурьму,
Тебя вели нарезом по сердцу моему…
Все понимали, что Кирилл очень скучает по семье. Его жена была его Верой, Надеждой и Любовью. Столько лет! Это большая редкость! Сейчас без этого привычного тепла, этого «тыла», ему было немного тягостно… Он, конечно, каждые две недели ездил в Москву домой, и., да, вёл переговоры, убеждал супругу переехать в Командорство, но той, тоже страдающей из-за этого «нового надреза», очень не хотелось уезжать из родного города, из родного дома. Да и не каждому человеку это даётся… И «рана» может оказаться незаживающей… Вот и дочка их уехала, живёт сейчас за границей… И с ней редкие встречи…
– Чудесные стихи… Как и всё пастернаковское! Какая глубина, и лёгкость, и вкус! Вкусно! Воздушно! Музыкально! Обязательно положу на музыку! Скоро! Будет новый романс! – воскликнула Алёна и добавила. Лишнее сейчас. – И Пушкин! Вот пять-десять поэтов в сборнике – и готовы ваши пудовые книги по этике! Вот нравственный закон! – Гости потихоньку разошлись и осталась только «основная сборная Игроков».
«Окисленный, щелочной, зашлакованный иронией» и уже плохо поддающийся «восстановительным реакциям» поэзии и музыки, Софьин сразу насупился. Его, мудреца, члена-корреспондента и генератора, смеют атаковать!