– Я боюсь принести в этот мир хаос.
– Так не приноси, – сказал он. – Зачем бы тебе это делать?
– Понятия не имею, – сказала я. – Но есть пророчество, и оно гласит.
– Пророчества – это чушь собачья, – сказал он. – Далеко не все пророчества сбываются.
– Смерть, который верит в свободу воли? Но говорят, что свобода воли принадлежит людям, а не богам.
– Возможно, у нас тут просто сложности с терминологией, – сказал Гарри. – Твой отец – не такой бог, какими их принято считать в вашей вселенной. В смысле, он не сверхъестественное непогрешимое могущественное существо с неограниченными запасами силы. Он – просто могущественное существо. Он может заблуждаться, может принимать неверные решения, и он смертен. Просто… э… трудноубиваем.
– Как ты?
Мой отец умирал дважды. Оба раза он воскресал, становясь еще опаснее, но…
Гарри не умирал ни разу. В его личном зале славы наверняка есть какая-нибудь табличка, выданная по этому поводу.
– Вроде того, – сказал Гарри. – В общем, мысль в том, что тебе не обязательно принимать тот образ, который тебе пытаются навязать. Все эти крылья, лишние руки, копыта и хвосты совершенно необязательны.
– Что-то я окончательно запуталась.
– Ну, полагаю, у тебя еще есть время, чтобы со всем разобраться, – сказал он.
Я хмыкнула. Это прозвучало слишком оптимистично даже для Гарри Бордена. Возможно, некоторые проблемы и можно было отложить на потом, но существовал целый ряд вопросов, которые требовали ответов вот прямо сейчас. Если вообще не вчера.
И первое место в этом рейтинге, конечно же, занимал Черный Блокнот.
– Ладно, убедил, – сказала я. – Давай поговорим о Кларке. Ты спрашивал, почему я перестала его навещать.
– Если ты не хочешь это обсуждать, я не буду настаивать, – сказал Гарри.
– Нет уж, будем обсуждать, – сказала я. – Возможно, мне понадобится твой совет.
– Я не знаю, где эта книжка, – сказал Гарри.
– Никто не знает, в этом и проблема, – сказала я. – Но Джон плох.
– Полагаю, вся эта круговерть из постоянных смертей и воскрешений может здорово давить на психику, – сказал Гарри. – Но, судя по твоим рассказам, он парень крепкий.
– Видимо, не настолько крепкий, – сказала я.
Еще задолго до этой истории Джон пару раз признавался мне, что он устал. Он прожил больше двухсот лет, и все эти два с лишним века были наполнены приключениями. Сначала на службе короне (не нашей, разумеется, Британской), потом – на вольных хлебах, и работа в полиции, где мы, собственно говоря, и познакомились, была для него своеобразным выходом на пенсию.