Но кто бы их не спрашивал о причинах тех кошмаров и страхов – врали, винили Тёмных богов.
И мне долгое время хотелось верить, что они покрывали меня не из страха.
Но то была лишь иллюзия, которой суждено было разрушиться, когда за нами пришли посланные Всеотцом эйнхерии, из числа сотворённых Семипечатником Падших.
Наверное, лучшие из виденных мной когда-либо воинов, и уж точно сильнейшие из тех, с кем мне когда-либо приходилось сражаться.
Они убили бы меня, а затем перебили бы всех обитателей Нальгфара.
Этого нельзя было допустить.
Поэтому все эйнхерии умерли, ведь Смерть, она снова была со мной.
Моя кровь, моё существо, разбитое печатью Семипечатника, перемешанное с существом Бога Сотворённого, находилось в самом центре сотворения Лоскутного Мира, что потом долгие сотни лет не позволяло мне умереть, теперь, отравленное Смертью, проклинало меня могуществом, которое из известных мне существ было доступно, наверное, лишь Великом Пустому.
– Видите, если б я действительно хотел кого-то убить. Я бы убил. Убил и никто не смог бы мне ничего противопоставить. – зная, что меня услышат лишь те, кому эти слова предназначались, прошипел я. – А раз вы все ещё живы, что бы я там не говорил или делал… если вы живы, значит, я хочу, чтобы вы жили…
Кровь капает по подбородку Лилит – прокусали она губу, но нашла в себе силы не рухнуть на палубу, как её подруги.
Конец сомнениям – теперь они будут врать о причине своих кошмаров из-за страха перед тем, что я сотворю с ними, со всеми окружающими, с самим Лоскутными Миром, а не по каким-то иным причинам, как это могло быть до этого момента.
Межреальность. Трактир «Расколотый череп». Окрестности вольного города Верона. Год 193 после Падения Небес.
Бродяга. Он сидит у очага, греется.
Жуёт мясо.
Мясо – сплошь какие-то жилы, но и за это хозяину трактира Он был благодарен.
В последние годы Он всё чаще был благодарен людям, и всё реже убивал их за отказ поделиться едой или дать позволить переночевать под крышей.
Молчаливую спутницу Его не видно – на кухне помогает, в уплату за мясо, что Он жуёт, за похлёбку, что насытила их раньше, и за право остаться под крышей на ночь.
Бродяга вслушался в гул, обычный для вечернего времени, когда трактир наполняется народом, – в нём появилось что-то, что мешало размышлениям.