– А спорт?
– Много грязных денег на трансферах, но в масштабах сумм, о которых мы здесь говорим, это ерунда. Скорее вопрос престижа, чем настоящего бизнеса, ради которого стоит убивать.
Гаэтано задумчиво играл с сахарным кубиком, все молчали – знали, что в такие моменты его лучше не тревожить.
Наконец он бросил сахар в чашку, помешал кофе и сказал:
– Ладно. Пока отодвигаем в сторону электроэнергетику, телекоммуникации и спортивные команды – не исключаем, но приоритет им не даём. – Затем обратился к человечку с острой переносицей и лицом совы на другом конце стола, который до сих пор только слушал: – Что ты можешь сказать о семейных отношениях?
– Ничего.
– Ничего?
– Совсем ничего, – настаивал Ноэль Фокс со своей обычной невозмутимостью. – Мне нужно больше времени.
– Тебе всегда нужно больше времени, я знаю, – с трудом сдерживая раздражение, признал бразилец. – К несчастью, я знаю тебя уже много лет, и могу поручиться, что прежде чем совершить неверный шаг, ты скорее согласишься отрезать себе яйцо. Но сейчас я не требую от тебя официального доклада, я просто прошу тебя, здесь, в узком кругу, поделиться своими первыми личными впечатлениями, полностью освобождая тебя от какой-либо будущей ответственности.
– Ладно! Во-первых, по-моему, Найма Фонсека «плавает под флагом дурочки».
– И что ж, это значит? – спросил Джерри Келли.
– Это выражение очень типично для её страны. В Венесуэле «плавать под флагом дурочка» значит притворяться глупой, чтобы тебя не воспринимали всерьёз.
– В Неаполе говорят «делать из себя Клавдия», в память о римском императоре, который сумел обмануть всех претендентов на трон, потому что его считали дураком, – вмешался Индро Карневалли. – Такие люди обычно очень опасны.
– Я бы не осмелился утверждать, что она такова, – уточнил Ноэль Фокс. – Всё, что мне удалось выяснить, – это что Найма Фонсека всегда выделялась своей невероятной красотой и врождённым умом, который за менее чем три года вынес её из лачуги в настоящий дворец. И, по-моему, хотя красота со временем увядает, ум остаётся.
– Может, она просто спилась, – предположила Мадлен Перро. – У меня был муж-алкоголик, он прошёл путь от всего к ничему менее чем за пять лет.
– Не думаю, что это её случай, – последовал уверенный ответ. – Госпожа Лакруа никогда не пьёт до еды, также не пьёт в одиночестве, и, как по мне, это лучшее доказательство того, что её мнимая любовь к рому – скорее поза, чем порок.