– Никогда не понимал, почему вы так рано ушли из профессионального шахматного круга. Говорили, что вы могли претендовать на титул чемпиона мира.
– Говорили неправильно. Я осознаю свои ограничения. Как я унаследовал от отца особый дар к математике, так и от матери – бурную фантазию. А фантазия – злейший враг профессионального шахматиста. В решающий момент возникает потребность сделать что-то совершенно неожиданное – и ты попадаешь в собственную ловушку. Я проиграл самые важные партии своей жизни самым глупым способом, какой только можно себе представить.
– Жаль, потому что, по-моему, шахматам немного фантазии не помешало бы! – Ромен Лакруа сделал паузу, затем спросил: – У вас есть представление, зачем я вас вызвал?
– Самое отдалённое.
Мужчина в спортивном костюме – среднего роста, крепкого телосложения, с заметной склонностью к полноте, если бы не ежедневные физические нагрузки, – медленно отпил ещё, достал из серебряной коробочки длинную сигару и молча предложил её своему собеседнику. Тот отказался, и тогда хозяин с раздражающе медленной неторопливостью закурил сам. Закончив, он выпустил густое облако дыма и произнёс:
– Дело деликатное. Очень, очень деликатное.
– Полагаю, если бы было иначе, я бы не был сейчас здесь. Как вам, вероятно, сообщили, наши гонорары – самые высокие на рынке.
– «Наши»? Я всегда думал, что вы работаете один.
– Времена меняются, мир становится всё сложнее, и сегодня качественно выполненная работа невозможна без команды хороших профессионалов.
– Но, надеюсь, это не скажется на вашей обязательной конфиденциальности? – логично заметил Ромен Лакруа. – Я знаю немногих людей, способных хранить тайну долгое время.
– Секретную информацию знаю только я, – спокойно уточнил гость. – Так же как вы не делитесь с подчинёнными сутью каждой финансовой операции, давая им лишь те сведения, которые необходимы, моя организация работает по принципу изолированных отделов. Никто, кроме меня, не имеет полной картины.
– Это успокаивает.
– И мне приятно, что так. Понимаете, иначе ни одна уважаемая корпорация не поручила бы мне свои дела.
Хозяин несколько раз кивнул, долго оставался в раздумьях, затем встал, подошёл к окну, рассеянно взглянул на пейзаж, который, без сомнения, знал наизусть, выпустил ещё струю дыма и, не оборачиваясь, спросил: