Эрмин: Цитадель Отголосков - страница 5

Шрифт
Интервал


Их привели не в тронный зал, а в обширный, строгий кабинет, стены которого были уставлены свитками карт и чертежами непостижимых механизмов. За массивным каменным столом, покрытым резными узорами, сидел дворф. Он был старше других, его борода, отливающая сталью, была заплетена в сложные косы, перехваченные золотыми кольцами. Его глаза, острые и проницательные, изучали Эрмина без тени сомнения или страха.

«Я – Балин Стальнобород, глава Сената Камня Имарат Аль-нура, – представился он, голос низкий, как грохот камнепада вдали. – Король Торгрим Камнекузнец ждет тебя, Призыватель. Лично. Он велел доставить тебя немедля по прибытию. Твой эльфийский спутник может подождать здесь. Ему будет оказано должное гостеприимство».

Таэль кивнул, его лицо осталось бесстрастным, но Эрмин почувствовал легкое напряжение в его позе. Оставшись один с Балином, он последовал за ним по еще более величественным коридорам, мимо дворфийских воинов в доспехах, казавшихся высеченными из цельных глыб, мимо ученых, спорящих над чертежами. Наконец, они остановились перед дверьми из черного, отполированного до зеркального блеска камня, инкрустированного золотыми жилами и светящимися рунами. Это были не просто двери – это был символ абсолютной власти.

Тронный зал Имарат Аль-нур был высечен в гигантском кристаллическом гроте. Своды сияли внутренним светом, как застывшее северное сияние. На возвышении из черного базальта стоял трон – не вычурный, а мощный, как кузнечный наковальне, выкованный из темного металла, испещренного рунами защиты и власти. На троне сидел Король.

Торгрим Камнекузнец был воплощением дворфийского могущества. Широкий в плечах, с руками, покрытыми шрамами от пламени и металла, он казался вытесанным из горного хребта. Его борода, цвета воронова крыла, была переплетена платиновыми нитями и заправлена за широкий пояс. На голове – простой, но тяжелый венец из адамантита. Но его глаза… Глаза, обычно, должно быть, горевшие огнем решимости, сейчас были полны глубокой, каменной скорби. В них не было гнева, лишь тяжесть, сравнимая с весом горы над их головами.

Он не стал церемониться. Когда за Эрмином закрылись гигантские двери, и зал остался пуст, кроме них двоих и стоящего поодаль Балина, король заговорил. Его голос, громовой и властный, звучал приглушенно, сдавленно.