Благой усмехнулся, обвел заинтересованные лица других студентов, которые после выступления не торопились покидать аудиторию и объявил:
– Этот ответ будет конфиденциальным. – Дождавшись, когда все вышли, продолжил. – Слушаю вас. А вы, Скворцова, не держите уши топориком, готовьтесь.
Он внимательно и вполне серьёзно выслушал откровения дерзкой Анисимовой, вынес своё суждение тоже вполне корректно:
– Уверен, все те вещи, о которых вы рассуждали, были известны и во времена Николая Первого. Ваше смелое выступление я готов был бы признать состоявшимся, если бы вы не злоупотребляли неологизмами. Условием было – слияние с эпохой, этого я не увидел. Поэтому, вы пересдадите мне в общепринятом формате, в течение четырех дней. Не уложитесь, останетесь с «хвостом» – через четыре дня я буду вне зоны доступа. (Конечно, точно будет «вне зоны»! – через четыре дня он вступит в возраст Христа).
Маринка вылетела из аудитории, пылая ярко щеками, ругаясь сквозь зубы.
Благой повернулся к Наденьке, такой напуганной и от того похожей на школьницу, сказал, переходя на «ты»:
– Скворцова, давай зачетку. На четверку согласна?
Надя подумала, округлила глаза, в которых заплясали веселые чертенята, и нагло ответила:
– Хочу «пять».
– Не перебарщиваешь?
– Не-а, вы уже наслушались.
Благой засмеялся:
– В точку попала! После Анисимовой – только в бордель, или дрочить…
Скворцова еще больше округлила глаза:
– А правду говорят, что вы – спецназовец и у вас Орден Мужества есть?
– Два Ордена, Скворцова. А третий мне, наверное, за Анисимову дадут – посмертно.
Все четыре дня Анисимова пряталась; завидев издали фигуру историка, шмыгала в первый попавшийся закуток и замирала запечной мышью. Потом выплывала из подполья и расцветала полуденной розой. Наденька возмущалась:
– Сколько ты собираешься от него бегать? Оценка сама в зачетке не нарисуется. Иди, помекай чонть! Он – нормальный мужик, к тому же, симпатичный.
– Когда разглядеть-то успела? – ворчала Маринка.
– А вот когда ты ему про «позишен намба ван» чирикала, тогда и разглядела. Удивляюсь, как он это стерпел? Кстати, а почему «позишен»?
– А-а, подумала, песня его юности, – отмахнулась Анисимова. – Тюфяк недоделанный…
– Дура ты, Маринка! Он не такой старый и у него два Ордена Мужества, с тюфяком рядом он точно не стоял, не сидел и не лежал. Думаю, и про «позишены» порассказал бы тебе кой-чего, если бы захотел.