Олег показал ей кулак:
– Ишь сварливая девка, а как повелю высечь?
– Да бросьте, барин, – отмахнулась Параша.
– Ишь ты, распоясались! – покрутил головой Олег и кинул взгляд в сторону старого дуба, растущего во дворе, возле которого, переминаясь с ноги на ногу, стоял новый управляющий, выписанный им из московского имения.
Здесь стоит заметить, что имение, из которого Олег выписал управляющего, с месяц назад он проиграл в штос графу Путятину, вместе со всеми землями, бывшими под имением. На кон он не поставил лишь пару деревень с крепостными, которых по такому случаю решил отпустить, да Филимона, которому еще его отец, будучи при смерти, расписал вольную и целых сто рублей за верную службу.
Отец Олега был знатный кавалерист и в бытность свою с самим Денисом Давыдовым воевал француза. А в 1814 году в Париже на параде гарцевал на своем жеребце буланой масти перед государем императором, за что и был пожалован в звание смотрителя Пахринской императорской сводной конюшни.
Там же неподалеку, на реке Пахре, отец Олега и заимел поместье, чтобы было проще справляться с делами.
Правда, милость царская была недолгая, и через пять лет государь приказал закрыть Московские конюшни и передать их в ведение военного ведомства, к коему старый граф к тому времени уже не относился.
Все семейство в ту пору возвратилось в родное гнездо под Рязанью, и московское имение постепенно пришло в упадок. А по смерти в 1830 году старого графа от холеры так и вовсе зачахло.
Молодому барину, колесившему по Европам, оно было в тягость, и с месяц назад, на званом ужине у графа Путятина, подвернулся случай поставить его на удачу за карточным столом, чем Олег не преминул воспользоваться. Но, как известно, не везет в карты – повезет в любви, и в карты в тот вечер ему не везло. Хотя в амурных делах тоже случился конфуз.
Он специально проиграл все, что можно было проиграть, графу Путятину, рассчитывая на его благое настроение по выигрышу в надежде посвататься к дочери графа, которая слыла знатной красавицей. Но идея эта Олегу разонравилась, и весь его план полетел к черту, когда он узнал, что старшая дочь графа уже сосватана. А младшая, с которой его познакомил граф, хоть и была прелестна на лицо, но в остальном оказалась не так хороша, как ее сестра.
Мастерство художника, писавшего портрет юной графини, он оценил довольно высоко. А вот оригинал, скажем прямо, подкачал, начиная с гренадерского роста прекрасной барышни, заканчивая ее смехом, который мог сравниться разве что со ржанием лошадей в конюшнях его императорского величества.