"В каком смысле?"
"Это я так, о высоком", – и провалился в сон до отбоя.
Имармисаны по бокам загораживали лица рядом лежащих, – и соседи приподнялись на локти… Посмотрев на спящего, последовали примеру, оброняя в сердцах: "Звери, сразу на металл кинули".
Время текло на планете иначе: безымянные сутки двадцать пять часов на четыреста в году. Получается, Дима прибыл на Лютукрепус в шесть тысяч тридцать седьмом году на сто одиннадцатый день, и десяток-другой, последующих, не проявились чудесным разнообразием. Ровно солдат-новобранец, да зэка-первоход, познавал новое житие, не выделяясь.
В очередной вечерок народ заполнил акивро, святыню пищевую симидимов; толокся, обступив, с посудой чистой капаметы; вытряхивал из стопок перезвоном приклинившие донца; словца летели через одного, беря из стопки пабуджер – зашарпанный поднос, оттенков чёрно-матовых.
Строй возглавляли заправилы кафок у триескусты, – раздатка, ну, стойка барная, без всяких "Ё". Черёд скор – приближался Дима к ней. Ноль-восемь-девять решил предвторгнуться – не вышло: тут выдвинулось Димино плечо. Хитрец, со взглядом на припомню, отступил, но через пятого всё ж втиснулся в конец.
Один-ноль-три о пригвождённую скамейку шибанулся, в порыве голода подсесть. Нашлись, и "хор", и "запевала", над невезунчиком подтрунивать нещадно. Считай, на пике вечерок; в пукупры ремперки втыкались, – их перестук – ансамбль ложкарей.
Паломничество у триескусты не скончалось, – ноль-восемь-восемь: "Садик, с какого сачерсумства поздно?" – "Не отощаете. Кто властью недоволен?" – "Бог пропитания, прости засранцев! Накладывай уже". – "В штаны?"
Что пастырь наставлял он, знай свою работу. Один рычаг вниз поведёт – польётся крашенный раствор – анаглик. Другим выдавливалась, выгнеталась… коричневая муть: дрожаще обволакивала нечто… На вид личинки, черви, хлопья сажи, застывшие во времени – кусок природы древней, застигнутый стихиею врасплох. Археологию опустим. По-человечьи описать: крупа, лапша, фарш, упакованные в студень, ну и приправки с ноготок. Компот, стаканы, котелки, поднос – набор по времени на ужин. Про ложки, хлеб не позабыть на два ряда и по трое столов, умножь на шесть персон, но крайние полупусты. Там заседали одиночки, кто в ссоре с кем-то, опоздал. Еда уничтожалась сплошь базаром: и про начальство, кто заманался вкалывать, а третий на соседа гнал.