Из родственников у Костыля был только отец. Он натворил что-то ужасное, за это ему дали огромный срок. Отправился он в эту командировку, когда Костыль был ещё ребёнком. На воле им встретиться так и не довелось. Костыль отправился на тот свет, так и не дождавшись его из тюрьмы.
Ален Делон и Человек-Амфибия по сравнению с данными, которыми Бог наградил Джона, нервно курили в сторонке. От харизмы, которую несла его личность, все застывали, погружаясь в гипноз. Чары, посылаемые неосведомлённым гражданам, заставляли их верить во всё, что несла его речь. Да и речью это назвать было сложно. Звуки, издаваемые его ртом, были больше похожи на мелодичное пение. Каждое предыдущее слово сливалось со следующим в сладком экстазе, складывалось впечатление, что они были созданы друг для друга и никак иначе их применять нельзя. Он жонглировал словами, словно жонглёр – своими шариками.
Ловко меняя смыслы, он легко мог сделать тебя из победителя проигравшим, поставить в любое положение, выгодное ему. Одно неправильное слово – и он вгрызался в него, словно акула, раскручивая смыслы в том направлении, где видел конечную цель.
Высокий, правильно сложенный брюнет с синими, как океан, глазами сводил особей женского пола с ума. Если бы не его дурные пристрастия и непреодолимая тяга к уличной жизни, он с лёгкостью устроил бы свою личную жизнь феерично. Глядя на него, тебя атаковали только положительные мысли, складывалось впечатление, что перед тобой глубоко образованный человек. Правильно поставленная речь подтверждала эту иллюзию. В жизни нельзя было подумать, что перед тобой отъявленный проходимец и мошенник. Завладевши твоим сознанием, он выжидал момент, чтобы сделать тебя беднее.
Портили его внешность, выдавая истинное нутро, только наркотики, заставляя перейти от лёгких афёр к более жёстким преступлениям.
Как я уже упоминал, в один прекрасный момент его мама испарилась, оставив его на воспитание весёлому отцу. Больше о ней никто никогда не слышал. В отличие от всех остальных, Джон мог похвастаться только учётом в детской комнате милиции. Его тюремный путь начнётся немного позже.
Неистовая страсть к фирменным вещам выработала в нём непревзойдённый механизм их добычи. Щелчком пальца он усыплял бдительность наивных продавцов, унося из их магазинов свои новые вечерние наряды, оставляя после себя незабываемое послевкусие. Пожалуй, это была единственная плата.