– Ты знаешь, – Борис выложил на диван стопки сложенных тканей, – я удивлен. Обещали все, что нужно, и даже больше. Но, старичок, сейчас такое смутное время наступает, ты в курсе?
– В курсе чего, – Яша растягивал ткань, сжимал, даже нюхал, – насчет времени? Ну, да, нас, кто не буйный, «Время» смотреть пускают. Но такая там политика? Как в газете «Правда». Горбачев, перестройка. А причем тут кинофестиваль, ткань, нитки?
– Если ты не улавливаешь связи, тогда занимайся индпошивом. Как это называется? От кутюр? В смысле – ОТ винта?
– Нет, от – это французское «высокая». Мода высокая, в отличие от прет-а-порте.
– Невиданные познания для монтировщика декораций, – Борис поставил на столик жестяную банку с апельсиновым соком, – Яффо! Вещь! Пей, а то ты зеленый немного.
– Да, это ж Зинка тогда в Косыгинский поступала, просвещала.
– Ху есть «Зинка»? – Борис пододвинул к Яше кофр со швейной машинкой, – Зинка-как-картинка?
– Да, – Яша махнул рукой, – подруга детства. Так, страшненькая, но свой парень, это же она тогда меня от милиции отмазала, кстати. – Яша стыдливо умолчал, что фактически сбежал из-под венца.
– А, девочка-алиби! – Борис подмигнул. – Тайная страсть? А! На твой тонкий, но извращенный вкус, понимаю, понимаю!
– Да брось, говорю ж тебе … – Яша сморщился.
– Бутылку поставил? – Борис встал, смахнул нитку с рукава пиджака, – никакое доброе дело не остается безнаказанным, надо было Зинку предупредить. Спасала, спасала, а ты ушел к другой…
Яша разложил ткани по кучкам, и приуныл. Никакого красного шелка. Никакого белого шелка. Трикотаж, правда, очень качественный, турецкий, но – белый. Но до такой степени белый, что – слепящий белый, ярчайший, кричащий, отливающий серебром. И – алые ленты, широкие, полосами. И еще всякое – в изобилии – какие-то немыслимой красоты пуговки, звездочки, стразики, перышки – девчачья мечта, одним словом. Цирк, – сказал сам себе Яша. – Или кордебалет. Но что из этого сошьешь? Оставалось всего три дня.
– Я не понял! – Яша вскочил и подбежал к телевизору. Камера, будто залюбовавшись, приблизила лицо молодой женщины. Женщина посмотрела на камеру и чуть-чуть приподняла уголки губ. – Это же Зинка! Зинка Карасиха! Это я, что? Я – что? Я для ЗИНКИ? Я? Я шил для нее? Ни хрена себе, – Яша не мог успокоиться, – да я думал, я для Магды! Для нее! Тигр же, и Лиля Брик! Какая Зинка – Лиля? Какая Кармен? Меня обманули!