– Как же это? – не могла взять в толк Полина.
– Всё просто! – Он оживился. – Даже каторжанин в течение дня на этапе так же может радоваться той же природе или отдыху, как любой другой человек, не знающий что такое днями идти по жаре в колонне…
– Не пойму я вас, – призналась Полина.
– Ну вот взять хотя бы нас вами, – зашёл он с другой стороны. Точно такое же чувство благодати как я сейчас, испытывает, поди, по утрам, мой младший брат Николай, с той лишь разницей, что сидит он не во дворе собственноручно построенного дома, а в мягких перинах, рядом со своею напудренною Ольгой.
До Полины стало доходить, что хотел сказать Пётр Ильич и взгляд её сделался вдруг грустным.
– Ну, вы и сравнили! – протянула она задумчиво и шлёпнула на шее мужа комара. – Каторжного! Какая может быть у них радость?
Она стала рассматривать на ладошке остатки насекомого.
– Радость привала на этапе… Да той же кормёжки! – воскликнул, словно что-то вспомнив, Пётр Ильич. – Обычному человеку и представить возможности нет, какое восхищение иной раз у намаявшихся за день и голодных каторжан при переходе вызывает, к примеру, вид того же сухаря! Как дети от пирожного восторг имеют…
Он вдруг замолчал, размышляя над тем, как перевести разговор на другую тему. Ведь лукавил, шельмец, слегка. Не шёл этапом, который от Нерчинска начинался и куда доставили его вместе с другими каторжанами в арестантских вагонах по железной дороге. За деньги, да ещё за пределами столицы, в России можно всё. Пётр Ильич ещё находился в следственном доме, а к Николаю Ильичу уже обратились с предложением о содействии в предоставлении привилегий братцу какие-то важные чиновники из министерства то ли внутренних дел, то ли от юстиции. Так Николка задолго до этапа узнал, в какое место будет отправлен Пётр, и сумел-таки, через новых знакомцев, имевших связь с жившими в далёкой Чите важными людьми, организовать ему в этих краях встречу и достойное пребывание. Как оказалось, в России существовала давно отлаженная система обогащения за счёт оказания разного рода содействий и устройства поблажек для состоятельных арестантов. Поэтому, от самой станции до каторжной тюрьмы, что в Кокотуе, Пётр Ильич ехал на лошадях, в сопровождении назначенного исправником полицейского стражника, который по этапу доклады за него делал, да ночлег устраивал. Причём не просто угол для сна в какой-нибудь избе. Пётр Ильич был впечатлён тем, как служивый ловко обходился с местными. И баньку, и девок мог организовать. Не имеющий ещё никакого опыта каторжанин, тогда просто диву давался.