Отец заметно волновался. Я была почти спокойна, только дрожало что-то внутри, да порез никак не хотел уняться – на повязке то и дело появлялось красное пятнышко и ее приходилось менять.
– Ты не могла быть аккуратнее? – спросил недовольно отец. – Теперь они точно решат, что ты растяпа.
Я промолчала – я не была приучена ко спорам со старшими. До визита гостей оставалось чуть больше часа, отец выдвинул в центр гостиной большой стол, я накрыла его скатертью. По привычке огляделась вокруг – как бы я не хотела выходить замуж, я в страшном сне не могла представить, что приму гостей в беспорядке. Все было чисто. В квартире почти всегда было чисто – уборка была одним из немногих моих развлечений.
Я умылась холодной водой и переодела платье. Переплела косу, затем закрепила ее заколками на голове. Пригладила торчащие волоски.
– Это происходит не со мной, – прошептала я. – Это затянувшийся страшный сон. Когда нибудь я проснусь у себя дома, впереди еще вся жизнь, мой отец такой же, как и прежде, дома пахнет лилиями, а моя мать жива.
А пока… пока я не проснулась мне нужно было ждать гостей.
– Повяжи платок, – буркнул отец.
Я никогда с ним не спорила. По правде, мы с ним месяцами могли не говорить, не было повода и нужды, иногда я забывала, как звучит его голос. Но сейчас я не могла уступить.
– Я никогда не носила платок. Моя мать не носила.
Она правда не носила. Отчасти поэтому с ней не здоровался никто из соседей. Не носила упрямо. Я плохо ее помнила, только прикосновения ее рук, смех, ощущение счастья и ее голос. Я помнила, что она говорила – никто не может вынуждать против воли надеть платок. Только ты сама, только если захочешь.
– Твоя мать выросла в других условиях. А ты наденешь его немедленно.
– Нет, – сказала я. – Ты не заставишь меня. Я опозорю тебя на весь город, если попытаешься. Я на свадьбе лягу на пол и буду кричать.
– Муж заставит, – фыркнул отец. – А если ты думаешь сорвать свадьбу, сыграем никах по доверенности, потом муж увезет тебя в глухую деревню на пару лет, посидишь там с бабками и курами, взвоешь.
Я смотрела на него и понимала – он это сделает.
– Я не знаю, за что мать полюбила тебя, – бросила я ему в лицо и он отшатнулся.
Остаток времени я прождала у себя в комнате, выйдя лишь накрыть на стол. Гости пришли ровно в четыре. Две женщины пожилого возраста. Обе покрытые. Совершенно разные – одна маленькая, пухлая и уютная, вторая высокая, худая, с властным взглядом. Я одинаково боялась и ненавидела обеих.