Подползя на четвереньках, Милана, едва дыша, взяла смартфон и оцепенела. В круге была фотография Анны, сделанная осенью. Две рыжие косы, россыпь веснушек, широкая улыбка, зелёные глаза, розовая футболка, а на голове был надет ободок-венок из искусственных цветов – как тот, который сейчас был на голове Миланы, но бутоны были не бирюзового цвета, а розового. И ниже было имя контакта: Аня.
Рука Миланы со смартфоном стала мраморной и задрожала, а желудок сжался до тошноты. Она, плюхнувшись, села и трясущейся свободной рукой взялась за голову и нервно посмеялась – думала, что потеряла реальность; или не проснулась и «День X» ещё не наступил; или потеряла сознание; или всё же сделала тот шаг, который не смогла.
Рингтон продолжал идти по кругу – снова и снова – казался всё более далёким, момент нереальным, а фотография улыбалась широкой улыбкой. И раз это было дуновение сумасшествия или ужасного сна, Милана вернула взгляд на экран, нажала зелёную трубку и, со страхом, с замиранием, поднесла смартфон к уху.
Тишина.
– Алло? – сказала Милана.
– Лана, – сказал голос Анны; такой родной, такой забытый. – Не делай этого.
Дом (с девятью этажами, с квартирой Анны, с подвалом) вышибло из-под Миланы – она распахнула глаза, ахнула и рукой упёрлась в шершавое покрытие крыши, чтобы не упасть на спину. Все органы будто втянулись в грудь и стали шариком – он звенел, дрожал.
– Я…, – сказала Милана и пыталась дышать. Солнце словно стало ещё жарче. А все звуки улицы смешались в качающийся водоворот.
– Я скучаю по тебе, – сказал голос Анны.
Рука Миланы, сжимаясь, скрежетнула ногтями по покрытию крыши; шар подпрыгнул к горлу, став комом, а органы будто распались на свои места и стали желейными.
– Я…, – сказала Милана. – Я тоже. Я… мне… ты… я…
– Приходи ко мне.
– Я…, – Милана покосилась на парапет слева от неё, – я как раз собиралась. Но я не думаю, что я…
– Нет. Приходи ко мне.
– Я не… я не понимаю. Я уже на крыше твоего дома.
– Нет. Приходи ко мне. К озеру возле парка. К нашей лодке.
Морщась, Милана дрожащей рукой с холодными пальцами потирала влажный от пота лоб и спросила:
– Л-лодка?
– Ох, Лана. Неужели ты забыла? Нам было восемь, мы забрались в лодку и играли в пиратов. Ты была капитан Барашек, а я Колосок.
– Ах, да… – Милана улыбнулась с рассеянной ностальгической теплотой. Но улыбка вышла кривой. – Я помню.