Ей не свойственны были скандалы и «испанские страсти» с разборками. Благодаря умению «сгладить углы», провести «переговоры за круглым столом», она все двадцать лет плавно выводила на нужную орбиту «крейсер брака» с Андреем.
Будучи уверенной, что лёгкие сквозняки не перевернут «семейную лодку» и всё удастся удержать под контролем, она свято верила в незыблемость привычной жизни, но не могла даже предположить, что довольно скоро её мир рухнет и этого уже не избежать.
По приезду в Питер Лена несколько раз безуспешно пыталась по телефону договориться с Алексеем о встрече. К её удивлению, он вёл себя странно, как-то не по-мужски. Откровенно наслаждаясь превосходством и изворотливо жонглируя словами, он с неуместной шутовской игривостью и налётом садистского удовольствия бравировал крайней занятостью. Разговаривая с ней свысока, будто делая одолжение, он словно брал реванш за ранее проигранную партию, не соглашаясь на встречу под разными предлогами.
Полагая, что в предложении встретиться нет ничего предосудительного, Лена всего лишь надеялась вернуть душевный покой и найти выход из странной ситуации, вовсе не собираясь детально рассказывать ему обо всём, что с ней происходит на самом деле.
Время отпуска неумолимо истекало, а он не шёл на контакт, придумывая новые уловки. Поняв, что от него бесполезно ожидать откровенного ответа на прямой вопрос, она утратила надежду на разговор. Её психоэмоциональное состояние обострялось – к бессонным ночам добавился симбиоз чувств душевной тяжести и одиночества, накрывая сознание колпаком безысходности. Какие неведомые Силы объявили ей войну? Зачем они вторглись в её мир? Чего от них ждать дальше? Она не имела представления.
Надеясь справиться с проблемами самостоятельно, Лена использовала медитации, блокируя ими, как инъекцией, душевную боль. Но их хватало на короткое время, потом тягучая волна густой тоски душила с прежней силой. Под её воздействием мир вокруг становился чужим, живущим отдельной от неё жизнью. Миру не было никакого дела до всего, что происходило с её Душой. А ей что-то неведомое до физической боли сжимало изнутри грудь, заставляя испытывать беспросветную тяжесть. Это состояние становилось привычным. Справляясь с ним усилием воли, она скрывала от посторонних глаз приступы желания «выть на Луну».