Легенда у меня была проще некуда. Недалекий матросик, бывший боксер, списанный на берег за то, что ударил боцмана, потерявший американский паспорт, разыскиваемый полицией Манагуа. На все готовый, чтобы уехать в Штаты из этой дыры. Следующие два месяца я эту готовность и демонстрировал: то ездил курьером к абверовцам, уже два года сидевшим на Панамском канале, то снова защищал Веземанна – на этот раз от здоровенного советского агента, самого настоящего. Постепенно Веземанн стал зависеть от меня и разговаривал при мне со всеми открытым текстом. Злополучный Джо и на английском-то с трудом говорил, но спецагент Лукас понимал немецкий, испанский и португальский.
В декабре 1940 года Веземанн, получив долгожданный зеленый свет, уехал в Штаты и меня с собой взял. Абвер любезно изготовил мне новый паспорт.
Гувер перелистывал последние страницы моего конфиденциального рапорта. Он-то и учредил в 1940 году СРС, Специальную разведслужбу, в качестве отдельного подразделения ФБР для контрразведывательных действий в Латинской Америке в сотрудничестве с БСКБ. Но методы СРС были ближе к британской военной разведке, чем к ФБР, и я бы удивился, если б Гувера это не настораживало. Агенты ФБР, к примеру, находились на службе круглые сутки: Тома Диллона уволили бы, если б не смогли до него дозвониться в течение пары часов. Я, работая по Веземанну в Никарагуа, Нью-Йорке и Вашингтоне, иногда неделями не мог связаться со своим руководством – таковы особенности операции под прикрытием.
Новый, 1941 год я встречал в Нью-Йорке с доктором Веземанном и еще тремя агентами абвера. Доктор с друзьями обошли с полдюжины знаменитых ночных клубов – серьезные разведчики, скрытно себя вели, сказать нечего, – а старина Джо стоял в снегу у машины, слышал веселые крики с Таймс-сквер и надеялся, что задница у него не отмерзнет, пока немцы празднуют. Бедный Кривицкий к этому времени стал бельмом на глазу не только у Сталина с НКВД, но и у абвера с ФБР. Его информация насчет советской разведки в Европе устарела уже на пять лет, и он перекинулся на немецкую сеть, которой одно время занимался. Убийцы из советских спецслужб продолжали за ним охотиться, а Канарис через Протце передал Веземанну, что Кривицкий больше не является объектом для похищения: его следует уничтожить.