– Честностью? По-твоему, люди по умолчанию не честны?
– По-моему, люди слишком жадные. Они хотят больше, чем могут взять. И мало думают о том, как отдать.
Он улыбнулся одной из своих улыбок, от которых внутри её мира шла рябь по поверхности сердца.
– Жадные, говоришь?
Она на мгновение ушла в «глубину». И тут же ощутила едва уловимое предчувствие подземного толчка. Она не сможет остановить или отменить то, что поднималось из глубин её сердца. Усилием воли «вынырнула на поверхность» и посмотрела ему прямо в глаза. В глаза, за которыми простиралось непостижимое.
– Серьезно? А если кто-то только и мечтает о том, чтобы быть присвоенным? Чтобы кое-кто сказал ему: «Ты – моя, я никому тебя не отдам, я не позволю ничему плохому с тобой случиться, я буду защищать тебя» … Если кто-то больше жизни хочет, чтобы другой человек сказал это? Не думал о таком? Хочет, чтобы все вокруг знали, что ты его друг, товарищ, кум, сват, брат, жена, любимая… что там ещё? Потому что как иначе выразить, что любишь, что кто-то тебе очень дорог, необходим, важен? Как это донести? Да, если это жадность, то люди жадные! Я тоже жадная и тоже хочу присваивать себе всё, что люблю. Что? Что скажешь, умник?!
Она не заметила, что разволновалась и повысила голос – люди за соседними столиками стали оглядываться, кто с недовольством, кто с любопытством. И только он продолжал сидеть и смотреть в её раскрасневшееся лицо, не перебивая и не останавливая. Только он был способен на такое – не дрогнув ни одним мускулом, смотреть на неё так, будто ничего не происходило. Как она ненавидела его за это. За эту его космическую выдержку, до которой ей никогда не дотянуться. «Чёрт!».
– Мне нужно в туалет!
Она рванула сумочку со спинки стула и выбежала из зала.
Тёплый вечерний воздух поймал её в свои объятия. Но она ничего не чувствовала кроме своей досады и злых слёз, которых даже не замечала. «Жадные, говоришь? Да что ты знаешь вообще!» – продолжало кипеть в ней жгучее варево накопленных чувств. «Да, я жадная, я чертовски жадная! Чёрт…»
Время и движение, присвоенные вечерним городом, видавшем и не такое, постепенно рассеивали шлейф её злости. Её несло по узкому тротуару, каким-то чудом не сбивая прохожих, постепенно оттормаживая и замедляя.
«Вот ведь…». Она остановилась и осела у стены дома, кусая губы. «Стыдно как… зачем… всё испортила… вот дура». Вынула телефон и набила в мессенджере «прости, срочно позвонили с работы». Стёрла. «Извини, неважно себя чувствую». Снова стерла и заколотила кулаками по коленкам – «Дура, дура…». «Извини, пришлось уйти, завтра увидимся». До завтра что-нибудь придумаю. Щёлкнула «отправить» и уронила голову на руки.