Ты ползешь к унитазу, волоча за собой ногу, которая давно онемела. Воды нет – только чёрное нутро, пахнущее твоим страхом. Ты срыгиваешь время: куски вчерашнего обеда, обрывки её писем, осколки зеркала с её улыбкой.
"Ты хотел спать?" – Голос включает проектор под веками. Кадры: ты в детской кроватке, мама поёт колыбельную. Но её лицо расплывается, превращаясь в её лицо. «Спи, – шепчет Аврора, – я буду твоим сном».
Ты закрываешь глаза, но сон – это тоже она. Её руки, зажимающие твои раны. Её голос: «Ты обещал бороться». Ты просыпаешься от собственного крика.
Ванная комната теперь – аквариум. Стены дышат, пуская пузыри. На потолке – надпись, которую ты не помнишь: «Я НЕ ХОЧУ УМИРАТЬ». Твоя рука? Её рука?
"Она спасла тебя?" – Голос тычется в мозг раскалённой спицей. "Нет. Ты сам приполз сюда, как пёс, когда понял, что даже смерть не возьмёт тебя в свои объятия".
Ты нащупываешь под телом телефон. Экран разбит, но ты всё равно набираешь её номер. «Абонент…» – начинает автоответчик. «…недостоин», – заканчиваешь ты.
Внезапно свет гаснет. Ты смеёшься. Тьма – твой последний союзник.
"Посмотри на себя", – Голос зажигает спичку в твоём сознании. Вспышка – и ты видишь:
Твои ногти вросли в ладони, как корни. Волосы слиплись в жгуты, пахнущие смертью. А на груди, над рёбрами, кто-то вырезал ножом: «ОНА НЕ ВЕРНЁТСЯ».
"Это я?" – спрашиваешь ты у тьмы.
"Это ты", – отвечает эхо.
И тогда ты понимаешь: ванная – не комната. Это гроб, который ты таскаешь за собой. А смерть – не конец. Это она, смеющаяся из другого измерения.
Ты подносишь бритву к горлу. На этот раз – не дрогнешь.
Но рука падает. Потому что где-то в глубине, под грудой обломков, стучит мотылёк.
Его зовут «Надежда».
Он слишком слаб, чтобы вырваться. Но и слишком упрям, чтобы умереть.
Глава 1. «Тот самый попкорн»
Часы в классе тикали, словно перемалывали время в песок, зернистый и безжалостный. «Экономика – факторы производства» – строчки в учебнике расплывались, как акварель под дождём, превращаясь в абстракцию из цифр и скуки. Летние конспекты, аккуратно сложенные в папку с позолотой по краям, напоминали засушенных бабочек: их крылья-страницы шелестели под пальцами, но краски давно выцвели, оставив лишь тень прошлого. Я переписывал определения, будто вычерчивал контуры собственной тени – той, что осталась на парте в июле, когда солнце плавило асфальт, а мысли вились стрекозами над прудом в парке. Стрелки на циферблате бежали по кругу, как белка в колесе, затягивая меня в петлю бесконечности. Этот урок пропитан клеем – каждая секунда тянется, прилипает к вечности, и я чувствую, как моё сознание медленно окукливается в кокон из формул и параграфов.