Фильм начался с капель дождя на оконном стекле – каждая капля отражала лицо мальчика, изуродованное шрамами, как карта неизведанной страны. Его мать, медсестра с руками, изборождёнными морщинами-реками, стирала границы между долгом и любовью. Когда они вышли за порог больницы, я почувствовал, как в груди зашевелилось что-то острое – будто ножницы разрезали плёнку моей собственной истории.
– Ну как вам фильм? – спросил я через полчаса, обернувшись к ряду позади. Слова сорвались случайно, как перезревший плод с ветки.
Карим, парень с взглядом спящего вулкана, пожал плечами:
– Неплохо. Есть о чём подумать.
Его глаза скользнули в сторону девушки слева – туда, где сидела она.
– Я смотрела похожий, – голос Авроры прозвучал, как аккорд арфы в тишине. – Но этот… он как рана, которая болит, но ты не можешь перестать трогать её.
Её имя – Аврора. Звучало, как вспышка северного сияния в кромешной тьме. Я внезапно ощутил сухость во рту, словно проглотил горсть песка.
– Не против, если я… – я кивнул на стакан с вишнёвым соком в её руке. Жидкость была тёмной, как закат над городом, и я вдруг представил, что это эликсир, способный остановить время.
– Наслаждайся, – она протянула стакан, и наши пальцы едва коснулись. Электрический разряд пробежал по коже – будто я прикоснулся к оголённому проводу под дождём.
Попкорн в её руках пах маслом и карамелью – сладкий парадокс, как сама жизнь. Я потянулся за горстью, намеренно замедляя движение:
– А это можно? – спросил я, играя в кота, который крадётся к сметане.
– Только если поделишься сырным, – она приподняла вторую упаковку, и её глаза сверкнули, как лезвие под луной.
Я взял весь пакет, и она засмеялась – звук рассыпался звонкими осколками, впиваясь в кожу.
– Эй, это моё сокровище! – она шлёпнула меня по руке, но пальцы её нежно легли на моё запястье, будто проверяя пульс.
Боже, что со мной? Это не бабочки в животе – это целый вихрь, вырывающийся наружу. Он крушит формулы, рвёт графики, превращает мой рациональный мир в акварельный хаос. Где мои проценты и расчёты? Где мой контроль?
– А что у тебя с волосами? – спросил я, чтобы заглушить грохот собственного сердца. – Они как… градиент. От ночи к рассвету.
Она прикоснулась к локону, и в этом жесте была вся её суть – небрежная, чарующая, как танец пламени.