Это счастье? Нет. Счастье – слишком спокойное слово. Это землетрясение, сметающее баррикады рациональности. Это взрыв сверхновой в чёрной дыре рутины.
Дом, мой старый, покосившийся дом, вырос впереди, как декорация из детского кошмара. Деревянные стены, выкрашенные в цвет болотной тины, дышали сыростью. Ветер гулял в щелях, наигрывая мелодию, похожую на стон. Крыша, покрытая ржавчиной вместо черепицы, напоминала панцирь гигантского жука. Когда-то дед называл его «крепостью», но теперь он походил на старика, который забыл, как выглядит молодость.
Я прикоснулся к ручке двери – железной, ледяной, покрытой узорами из инея, будто зимние духи оставили здесь свои письмена.
– Я дома! – голос прозвучал громче, чем я планировал. Эхо раскатилось по коридорам, будто дом вздохнул, приняв меня обратно в своё нутро.
– Ты сегодня поздно, сынок, – бабушка Фания появилась из кухни, неся за собой шлейф ароматов: томатный соус, чеснок, лавровый лист. Её руки, исчерченные прожилками, как карта долгой жизни, сжимали половник. – После школы занятия, киновечер… Экзамены экзаменами, но и отдых – не грех.
Она улыбнулась, и морщинки вокруг глаз сложились в узор, напоминающий солнечные лучи. Бабушка была ниже меня на голову, но в её присутствии я всегда чувствовал себя ребёнком, закутанным в одеяло из безусловной любви.
– Спагетти с фрикадельками, – она кивнула на стол, где дымилась тарелка. – Твои любимые.
Я сел, медленно пережёвывая каждый кусочек, словно боялся расплескать момент. Раньше мне хватало этого – простой еды, книг, тишины. Но теперь… Теперь мне нужно небо, чтобы вместить все краски, которые ты в меня вдохнула.
Чай с лимоном обжёг губы, но боль тут же растворилась в сладости воспоминаний: её смех, рассыпавшийся звёздной пылью, пальцы, коснувшиеся моей ладони, как случайный аккорд на расстроенном пианино.
– Спасибо, – прошептал я, но бабушка уже скрылась в гостиной, оставив меня наедине с тиканьем часов.
Подготовка к экзаменам превратилась в ритуал. Я раскрыл учебники, и буквы поплыли перед глазами, как муравьи, строящие мосты между нейронами. «Факторы производства… Труд, земля, капитал». Земля – это её волосы, пахнущие дождём. Труд – каждое слово, которое я напишу о ней. Капитал – этот безумный пульс, стучащий в висках.
Сборники задач лежали стопкой, перерешённые по десять раз, их страницы пожелтели, как осенние листья. Я любил чёткость цифр, их покорность формулам. Но сейчас они казались плоскими, как чёрно-белое кино, на фоне цветного взрыва эмоций.