– Привет. Не прикасайся так, пожалуйста, – ведет плечами, словно ей не комфортно от того, что я рядом.
– Ладно, а как можно? – без напряга бегу рядом.
– Тебе никак, Бессонов. Не нужно вообще этого делать, хорошо?
Какого… Меня что, сейчас отшили? Вот это поворот. Охренеть! Ну, нет, так не пойдет.
(Есения)
После физкультуры переодеваюсь и немного задерживаюсь. Приходится переплести косу из-за того, что она растрепалась от бега. Поэтому выхожу из женской раздевалки самая последняя.
Пугаюсь, когда меня резко придавливает к стене мужское тело.
– Бессонов, ты что делаешь? – упираюсь ладонями в его грудь.
От осознания того, что под моими ладонями сейчас разгоряченные после тренировки мужские мышцы, все тело обжигает адским пламенем. Клянусь, я даже слышу смех бесов, которые радуются тому, что я сейчас заглянула в их владения. И я правда смотрю. Прямо в глаза Романа. А в них плещется адское пламя. На нем-то меня и поджарят за то, что мое тело сейчас реагирует на такую близость. Реагирую тахикардией, одышкой и паникой. Но даже такого быть не должно!
Пытаюсь оттолкнуть Бессонова, но он словно каменное изваяние, даже на сантиметр не сдвинуть.
– Ром, пожалуйста, я же просила не прикасаться ко мне, – жалобно умоляю его. Ведь физически совладать с ним просто не реально. Передо мной танк, а не человек.
Мой голос больше похож на писк потерявшегося котенка. В отличии от Бессонова, который хищно улыбается, явно чувствуя свое превосходство.
– Так я и не касаюсь, – демонстрирует свои руки. – Это ты меня лапаешь.
Только соображаю, что все еще касаюсь его, хочу одернуть руки, но он не позволяет, накрыв их своими ладонями.
– Чего ты боишься? Я к тебе со всей душой, а ты отталкиваешь. Разве у вас, у святош, не положено помогать, не бросать нуждающихся?
– В чем же ты нуждаешься, интересно? – распахиваю глаза, уставившись на него. Сумасшедший.
– Ну как, в чем. В заботе, понимании, сострадании, например, – делает голос более мягким. Нет, меня не проведешь. Я уже знаю, что внутри него ад и бесы. Разве там уместна искренность? Точно нет.
– Что ж, хорошо, – улыбаюсь. Я ему не игрушка. Хочет понимания и сострадания? Пусть обращается туда, где его выслушают и дадут советы. – Если так, приходи в воскресенье в церковь.
– А ты там будешь? – дышит прямо мне в ухо, отчего по венам начинает бежать, не кровь, а лава из центра самого первородного греха. И дышать становится все тяжелее. Кажется, я вот-вот потеряю сознание. Даже ответить не могу, просто киваю.