Под надзором разлуки - страница 2

Шрифт
Интервал


«Было вместо пепельницы блюдце…»

Было вместо пепельницы блюдце,
Но огонь рождался от огня,
И нигде так больше не смеются,
Как тогда, на кухне у меня.
Может, и смеются, да не слышу,
И от дорогих моих гостей
Реже всё слетаются под крышу
Ласточки хороших новостей.
Что ж, – пускай и крыша прохудится,
Обнажится чистый небосвод,
И в чернила память, точно птица,
Не перо, а крылья обмакнёт.

«Ходасевич прострочит письмо…»

Ходасевич прострочит письмо,
А Иванов отпишет в обратку.
Так и слышится горе само,
И пора бы призвать их к порядку.
Наш пропитан подводный состав
Чёрным светом бесчинства и оргий.
Вы зачем тут вообще, Владислав?
Вы о чём говорите, Георгий?

«У нас в полку похожий случай был…»

У нас в полку похожий случай был:
Стрелялся на дуэли подпоручик,
И жаль, его фамилию забыл, —
Изрядный собутыльник и попутчик.
Но нужно знать Кавказ – в горах обвал,
От выстрела сошедшая лавина
Противников накрыла наповал,
И секундантов пала половина, —
И добрая, друзья мои, притом,
Достойная, быть может, смерти лучшей…
И я там был, и выбрался с трудом,
И наша вся судьба, как этот случай.

«Мысли надвигаются, как тучи…»

Мысли надвигаются, как тучи,
А хочу, чтоб были облака:
Как твои приветствия, летучи,
Как твои беспечные «Пока!»,
Чтоб опять глаза твои сказали,
То, во что поверить не смогу,
Как тогда, на Ладожском вокзале,
Как потом – на Невском берегу,
Как тогда, в маршрутах, снятых с линий,
В их огнях, в метели голубой,
Как потом, – в ночной метели синей,
Вечно заметавшей нас с тобой.

«Наливай, говорил, да и время засёк…»

Наливай, говорил, да и время засёк, —
Пить не поздно ещё, и не рано.
Мимо катер ходил под названьем «Васёк»,
Так и названный, в честь капитана.
За террасу отдельно, и яхтенный клуб,
И за паузы все в разговоре, —
Для твоих Гватемал и моих Гваделуп
За углом разливается море.
Мы до ручки дошли, мы у цели почти,
Оттого и слова замолчали,
Нам от солнца защитой служили очки,
А вино разбавляло печали,
От весов избавляло и принятых мер,
Разлучало со стрелкой минутной,
Точно врач судовой, Люмиель Гулливер,
Вечно ищущий шхуны попутной.

«Кругом бардак, стремленье к чуду…»

Кругом бардак, стремленье к чуду,
Сплошное горе от ума.
Пришлось восстать, помыть посуду —
Она не моется сама.
Видны края, видна каёмка,
Тарелок жёлтые круги…
Скажи мне, Боже, прямо, громко,
И, если можешь, помоги.
Вода не с неба, а из крана