Ветер принёс запах дыма – того самого, из видения. Бавиал побежал, сбивая кукол, которые цеплялись за его плащ, шепча: «Мы тоже когда-то выбирали».
А Лис остался сидеть на перекрёстке, заводя ключиком свои часы. Стрелки, залипшие между «Никогда» и «После», выцарапывали на циферблате кровавые царапины. – Возвращайся, когда поймёшь, – пробормотал он, глядя на Ёжика и Медведя, растворившихся в тумане. Их силуэты мерцали, как гнилушки в ночи: Ёжик, будто невидящий, тыкался мордочкой в невидимые стены, а Медведь нёс банку, из которой сочился туман, густой, как похоронный саван. – Они ведь тоже думали, что свободны… пока не узнали, что свобода – это просто другая клетка.
Но Бавиал уже не слышал. Он бежал вперёд, туда, где дорога снова раздваивалась, а воздух был наполнен хрустом крыльев. Бабочки с лицами младенцев бились о его кожу, оставляя следы, похожие на стигматы. Их крылья, испещрённые узорами погребальных саван, шептали: «Ты видел белую лошадь? Она ждёт у колодца…» Вспомнилась сказка няни – о существах, которые приходят за теми, кто слишком долго блуждает между вопросом и ответом.
Дорога вела мимо колодца с облупившимся ведром. Заглянув внутрь, Бавиал увидел не воду, а бесконечность: там, в глубине, метались тени детей, ловившие луну сачками из паутины. Одна из теней обернулась – это был он сам, семилетний, с разбитыми коленками и глазами, полными слез. «Это игра? – подумал принц. – Почему они не могут поймать луну?» Он хотел крикнуть «бегите!», но слова застряли в горле, как косточка сливы.
Куклы, падая замертво, глумились: «Беги, беги! Всё равно придёшь туда, куда тебя вели». Их голоса сливались в хор, напоминающий погребальный плач. Одна кукла, с лицом матери Бавиала, прошипела: «Ты ошибся. Ты должен был слушаться».
Он бежал, спотыкаясь о корни, которые хватали его за лодыжки, словно руки утопленников. В тумане мелькали белые лошади – призрачные, с гривами из паутины. Они ржали тихо, как плачущие дети, а их копыта оставляли на земле узоры, похожие на те, что няня вышивала на погребальных покрывалах. «Может, они потерялись? – мелькнуло в голове. – Надо помочь…» Но лошади растворились, оставив после себя лишь запах ладана и тления.
Вдалеке, у камня, поросшего мхом, сидел Медведь. Он медленно перебирал лапами пустые банки, напевая мелодию, от которой щемило в груди: «Спи, ёжик, спи, туман – твоя подушка…» Бавиалу захотелось подойти, спросить, не видел ли Медведь дорогу домой. Но ноги вдруг стали ватными, а язык прилип к нёбу.