Я шмыгнула в шатер. Запахнула вход и прижала руки к бешено бьющемуся сердцу.
Полог распахнулся резко, властно, и он вошёл. В свете утреннего солнца он казался ещё больше, ещё опаснее. На его одежде были пятна крови – не его крови, а того несчастного парня. И он не пытался их скрыть. Наоборот – носил как украшение, как напоминание о своей власти.
Взгляд его был тяжёлый, голодный, как у хищника, что долго выслеживал добычу и наконец загнал её в угол.
– Видела? – спросил он ещё раз, закрывая за собой полог.
Я всё ещё молчала, прижавшись к дальней стене шатра. Хотелось спрятаться, исчезнуть, провалиться сквозь землю – куда угодно, лишь бы не видеть его довольного лица.
– Видела, – повторил он терпеливо. – Хорошо. Значит, поняла урок.
Подошёл ближе, и я почувствовала его присутствие всем телом – как удушающее тепло, как надвигающуюся грозу. От него пахло кровью, потом, кожей – запахи войны и смерти, что следовали за ним, как тень.
– Это был добрый мальчик, – сказал он задумчиво, словно рассуждая о погоде. – Храбрый. Из тех, кто умирает за товарищей. В бою он мог бы стать хорошим воином. Жаль было его калечить.
– Тогда зачем? – вырвалось у меня, и голос прозвучал хрипло от ужаса.
– Чтобы ты поняла цену чужого сострадания, минии дагина, – ответил он, и незнакомое словосочетание прозвучало как ласка и угроза одновременно. – Каждый, кто попытается тебе помочь, заплатит. Кровью. Болью. Жизнью.
"Минии дагина" – "моя дорогая", как я поняла уже. Но в его устах это звучало как клеймо, как печать собственности.
Он протянул руку и коснулся моей щеки. Я дёрнулась, но некуда было отступать – за спиной была стена шатра. Он поймал моё лицо в ладони – крепко, но не больно. Большие, сильные руки, покрытые шрамами и мозолями, но удивительно тёплые.
– В следующий раз это будут не руки, – прошептал он, приближая лицо к моему. – Это будет жизнь. Понимаешь?
Дыхание его щекотало мою щёку. От него пахло чем-то пряным – то ли специями, то ли травами, что курили степняки. И ещё – мужчиной, силой, опасностью.
Я хотела оттолкнуть его, но его большие пальцы начали медленно поглаживать мои скулы. Нежно. Почти ласково. И от этого контраста – между жестокостью его слов и мягкостью прикосновений – по телу побежали мурашки.
– Ты дрожишь, – заметил он с удовлетворением. – От страха? Или от чего-то ещё?