Я попрощался с Рыжулей, которая уже планировала, кого позвать полюбоваться на замок, и двинулся дальше, следуя за слабым, но упрямым холодком, который теперь тянул меня вдоль ручья, туда, где лес становился темнее от высоких елей и пихт. Воздух здесь был влажным и прохладным, пахло хвоей и сырой глиной. Шум ручья становился громче. И тут я услышал… всхлипывание. Тихое-тихое, едва различимое под журчанием воды. Но такое горькое, такое безнадёжное, что у меня самого ёкнуло сердце. Холодок усилился, превратившись в ощутимую ледяную дрожь, пробегающую по спине.
Я осторожно пробрался сквозь заросли папоротника, похожие на зелёные опахала, и замер. За большим, покрытым серым лишайником валуном у самой воды сидел… Медвежонок Миша. Он был самым большим зверьком в нашем лесу, но сейчас казался маленьким и беспомощным. Он сидел, поджав свои большие мохнатые лапы, его могучие плечи подрагивали. Он не рыдал, а именно тихо, безнадёжно всхлипывал, уткнувшись мордочкой в колени. Волна ледяной, пронизывающей печали и вины, почти отчаяния, исходила от него. Она была такой сильной, что у меня перехватило дыхание. Вот оно! Расколотое Сердце!
Я знал, что нужно делать. Нужно помочь. Но как подойти к такому большому, такому горюющему зверю? Я глубоко вдохнул, расправил свои крошечные облачные крылышки, которые вдруг показались мне совсем бесполезными, и сделал шаг вперёд из-за папоротника.
– Миша? – тихо позвал я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно и ласково. – Мишенька? Это я, Пуфик. Что случилось?
Глава 4: Слёзы у Ручья и Потерянный Камешек
Тихие всхлипы Медвежонка Миши резали меня острее, чем колючка терновника. Он сидел, сгорбившись, огромный и в то же время бесконечно маленький в своей печали. Волна холодного отчаяния, исходившая от него, была такой плотной, что я почувствовал, как мурашки побежали по моей облачной шёрстке. Это было оно. То самое Расколотое Сердце, что отравляло Свет Доброты.
– Миша? – повторил я, осторожно подбираясь ближе по мокрым камням у кромки воды. – Мишенька? Это я, Пуфик. Что случилось?
Медвежонок вздрогнул, как от удара, и медленно поднял заплаканную мордочку. Его большие, тёмные, обычно такие добрые глаза были красными от слёз и полными такой бездонной тоски, что моё собственное сердечко сжалось.
– П-пуфик? – прохрипел он, с трудом выговаривая слова сквозь слёзы. – Ты… как ты… тут? – Он огляделся, будто не веря, что кто-то мог его найти в этом укромном, сумрачном уголке леса.